Он с деланной наивностью взглянул на нее.
— Зачем? Чтобы не повторить случившегося?
— Нет! Но мы же не хотим, чтобы Паола все превратно поняла?
— Например, что?
Аделина махнула рукой, пытаясь отделаться от него, как от назойливой мухи.
— Ну то, что между нами есть некие отношения…
— Ах, да! — Эрнесто скривил губы. — Но девочка стала что-то подозревать именно после того, как узнала, что это по твоей просьбе я должен уехать.
— Ты не должен был говорить ей, что я просила тебя об этом, — пробормотала она, отстраняя его от двери. — Хотя… Делай что угодно.
Пропусти. Я хочу уйти.
Заглянув в комнату Паолы, Аделина с тоской обнаружила, что та еще отдыхает. Солнце оставалось пока еще слишком жарким, чтобы думать о прогулке. Пришлось направиться к себе.
Заперев эскизы в ящике стола, она стала ходить из угла в угол в состоянии крайней взволнованности. Интерпретация того, что произошло между ними в ночь смерти Федерико, данная Эрнесто Монтесом, всколыхнула в ней воспоминания. Надо было досконально разобраться во всем, добиться полной ясности…
Проблема состояла в том, что его выводы сильно разнились с картиной, которую Аделина создавала в свое оправдание после случившегося. Так просто было изобразить его негодяем, притвориться, что вся вина за ее падение лежит только на нем. Но разве это соответствовало действительности? Он воспользовался ею не больше, чем она им. Эрнесто был прав. Она созрела для обольщения, которого хотела так же сильно, как и ее обольститель.
Но начиналось все гораздо, невиннее…
Она лежала без сна, наблюдая за игрой лунного света на потолке, и встревожилась, когда в спальню постучал Бласко, Старик был ее другом и не стал бы беспокоить без крайней нужды. Сообщение о том, что приехал сеньор Монтес, насторожило Аделину.
Что ему могло понадобиться? — подумала она с мрачным опасением. Его образ, красивый и на удивление яркий, возник перед ней.
Эрнесто Монтес сам по себе всегда смущал ее и даже провоцировал на мысли, которые хотелось отогнать прочь. Но он никогда не нравился Аделине, и ей казалось, что эта неприязнь была взаимной. У нее давно имелась пара слов, как нельзя лучше характеризовавших сущность этого мужчины, она называла его порочно сексуальным.
— И опасным, — добавила она вслух, гадая теперь, что ему понадобилось в ее доме посреди ночи.
Может быть, ему нужен был Федерико? В таком случае он ошибся адресом. Муж ночевал здесь только тогда, когда у них после вечеринки или приема оставались гости. Но даже и в этой ситуации спал отдельно, в своей комнате.
Бласко об этом было известно. Как, впрочем, и Эрнесто Монтесу, мрачно подытожила она, надевая поверх ночной сорочки шелковый халат. А это значило, что речь шла не о Федерико.