— Если бы я постоянно помнил о своем возрасте, то не дожил бы до семидесяти двух лет, — заметил Родриго. Он указал длинным пальцем на Диего. — Вот когда тебе будет семьдесят два, ты будешь похож на высохший скелет.
Диего с улыбкой пожал плечами.
Старик указал на Эстебана.
— А когда тебе будет семьдесят два, ты будешь еще больше похож на одичавшего плантатора, чем сейчас.
— Здорово, — ответил Эстебан, ни капельки не обиженный.
— А на кого буду похож я, когда мне исполнится семьдесят два? — заинтересованно спросил Алехандро.
— А ты не доживешь до этого возраста. Ревнивый муж какой-нибудь красотки пристрелит тебя задолго до этого.
Алехандро ухмыльнулся.
— Дядя, я думаю, что ты больше меня знаешь о ревнивых мужьях. Я тут недавно услышал, что когда ты в последний раз…
— Все, хватит, убирайтесь отсюда все трое!
Фернанда отвезет меня домой.
Алехандро, Эстебан и Диего вывалились из больницы и прислонились к ее прохладной белоснежной стене. Послышался дружный вздох облегчения.
— Мне нужно выпить, — сказал Алехандро и, не теряя времени, направился прямиком к ближайшему бару.
Два его родственника последовали за ним, и вскоре все трое уселись за столик под тростниковым навесом.
Поскольку Алехандро жил здесь, на острове Регонда, Эстебан на Антигуа, а Диего и вовсе в венесуэльском Каракасе, они очень редко виделись, и потому сейчас несколько минут ушло на то, чтобы подытожить изменения, произошедшие с каждым из них за время разлуки.
Эстебан изменился меньше всех. Как справедливо заметил дядя Родриго, добродушный Эстебан был прирожденным плантатором. Он предпочитал чувствовать жизнь на ощупь, на вкус, на цвет, и очень редко обращался к помощи книг.
Сейчас он выглядел еще более основательным, чем раньше, но его загорелое лицо по-прежнему хранило доброе и мягкое выражение.
Диего был более напряженным и закрытым, чем раньше, отдалившимся от обычных смертных. Он обитал в мире венесуэльской финансовой аристократии и, казалось, только там чувствовал себя счастливым. Диего жил очень богато и покупал только самые лучшие вещи, но не потому, что это ему нравилось, а скорее потому, что иное даже не приходило ему в голову.
Что касается Алехандро, его жизнерадостная натура была просто предназначена для двойной жизни, которую он и вел. С одной стороны, как наследник графа, он должен был жить в «Бел Ампаро», но у него также было скромное бунгало, куда он мог свободно приходить и уходить в любое время.
Его внешность стала более выразительной, прибавилось больше шарма, а также решимости жить так, как он хочет. Друзья знали, что под внешней мягкостью Алехандро скрывается по истине ослиное упрямство, с которым никто не смог бы совладать.