Где-то через полчаса Клеменс глубоко вздохнул и проорал:
— Ли я не могу больше петь! Ставь на автопилот и пойдем обмоем это дело!
— Мы давно уже на автопилоте. Ты не заметил? — рассмеялась Ли.
— Вот это да! Так чего же мы тут сидим? — Клеменс, отстегнувшись от кресла, встал и направился к Ли. Увеличенное ускорение все-таки чувствовалось и ходить было трудновато. Клеменс помог Ли встать и они пошли на кухню, как громко называл Клеменс маленький отсек, где едва уместились бытовые холодильники, небольшая плита и мусорный контейнер.
— Если они за эти годы уничтожили наш бренди, — сказал Клеменс, подходя к холодильникам, — то придется вернуться, чтобы надрать им задницу и пересчитать кости. Думаю, что подсчетом собственных костей в Конторе еще не занимались.
Бренди оказался на месте. Клеменс снял крышечку с бутылки и наполовину наполнил пластиковые стаканы.
— Жаль, что звездолеты не комплектуют хрусталем, — вздохнул он. — Как раз для таких случаев.
Клеменс взглянул на Ли и замолчал. Ли сидела на стуле, подняв плечи и угрюмо уставившись в стол. «Началось», — подумал Клеменс и попытался весело улыбнуться.
— Пришло время первого тоста, — провозгласил он, — Пьем за свободу и успех! — Клеменс поднял свой стакан.
— Нет, — мрачно проговорил Ли. — Мы пьем за тех, кого нет больше с нами.
Клеменс почувствовал, как деланная улыбка сползла с его лица и в горле стало сухо.
— Ли, по-моему, все здесь, — проговорил он с трудом.
Ли подняла на него глаза и он осекся. Они молча выпили. И еще, и еще. Когда в ход пошла вторая бутылка бренди, Клеменс не выдержал.
— Больно уж наша попойка похожа на поминки, — зло сказал он.
— Это и есть поминки, — заявила Ли и Клеменс понял, что она абсолютно пьяна.
— Ли, хватит пить. Давай я отведу тебя в каюту.
— Нет, мы выпьем еще. А если ты не хочешь, то я сам выпью.
— Я думаю, стоит отдохнуть. Завтра мы должны войти в навигационную зону и надо быть свеженькими. Пошли.
— Не знаю, как кто, а я никому ничего не должна, — Ли потянулась к бутылке, — а тебе и подавно.
— Заткнись, — Клеменс перехватил се руку и, подняв на руки, понес в каюту.
— Ну, ладно, — проговорила Ли. — Бог свидетель, я подчиняюсь силе.
В каюте Клеменс положил Ли на постель, стащил с нее комбинезон, пуловер и обувь и накрыл одеялом. Ли пробормотала что-то вроде: «Потом посчитаемся» и заснула. Клеменс отправился к себе, лег в постель, недолго не мог уснуть. Ему не давало покоя чувство, охватившее его в тот миг, когда он раздевал Ли. Когда он увидел ее почти обнаженной, с ним что-то начало твориться. Клеменс захотел ее. Но самое страшное было то, что он не просто захотел ее, а захотел ее сожрать. Не сказать, чтобы это чувство было слишком уж сильным, но при виде Ли рот Клеменса наполнился слюной, челюсти судорожно сжались и он вспомнил, как хрустят во рту кости. И это воспоминание породило в нем ужас и наслаждение одновременно.