Карлсен покачал головой.
— Что ты, у тех лиц и в помине не было. Гейерстам захлопнул книгу и поставил обратно на полку.
— Идемте. Есть еще кое-что…
Он задул керосиновые лампы и вывел гостей обратно на площадку. Выйдя из комнаты, Карлсен почувствовал значительное облегчение. От запаха в лаборатории его уже начинало подташнивать. Выходя наружу, он полной грудью вдохнул холодного ночного воздуха.
Гейерстам свернул налево и двинулся впереди всех по дорожке, а затем через газон к рыбному пруду. От лунного света трава отливала тусклым серебром.
— Куда мы?
— К склепу.
Мохнатые лапы деревьев погрузили все во мрак, но возле дверей часовни неожиданно вырисовалась дорога — бревенчатый настил. Вблизи дорога оказалась шире, чем представлялась с воздуха.
Гейерстам повернул тяжелое металлическое кольцо, и дверь отворилась наружу. Он включил свет. Интерьер оказался неожиданно привлекательным. С потолка, расписанного ангелами и херувимами, свисали три медных люстры. Небольшой орган с посеребренными трубами был окрашен в пурпурные, синие и желтые тона. Кафедра под разноцветным балдахином с четырьмя статуэтками святых по углам напоминала пряничный домик из сказки.
Гейерстам повел Карлсена и Фалладу мимо кафедры к северному крылу со стрельчатым навершием. Врата были не заперты, и помещение за ними пахло холодным камнем.
Граф открыл сундук, достал лампочку-переноску. Вилку воткнул в розетку за дверью.
— В склепе света нет. Когда в часовню провели электричество — в начале века — рабочие стали отказываться туда заходить.
Лампочка осветила восьмиугольный придел со сводчатым потолком. Вдоль стен располагались каменные надгробия и урны. В центре помещения находились три медных урны. У двух на крышках изображалось распятие; третий украшен был барельефом человека в военном облачении.
— Это могила графа Магнуса, — Гейерстам показал на лицо воина. — Изображение, видимо, сделано с посмертной маски — обратите внимание на шрам во весь лоб. Но взгляните, вот что интересно. — Он поднес лампочку так, что стали видны сцены, выгравированные на боковой стенке гробницы. Две из них были батальные, третья изображала город с церковными шпилями. А вот на могильной плите, в ногах, виднелся черный спрут с человеческой физиономией, волочащий в каменный грот человека. Лица человека в рыцарских доспехах не было видно.
— Этой сцены не мог понять никто, — сказал Гейерстам. — Об осьминогах в тогдашней Европе слышали мало.
Они стояли молча, разглядывая барельеф. В склепе было, как и полагается, сыро и холодно. Карлсен зарылся носом в воротник, сунул руки глубоко в карманы. Это был не тот бодрящий морозец, что снаружи, а холод тяжелый, какой-то удушливый.