Спустя минуту Клубин тронул Карлсена за локоть, и они пошли дальше.
— Теперь вы, думаю, понимаете, когда я говорю, что суть эволюции — в контроле?
— Да, понимаю, — кивнул Карлсен.
— А ведь это всего-навсего второклассники, достигшие лишь первой степени сфокусированного внимания.
— Просто невероятно. Стыдновато даже быть землянином.
Гребис, впрочем, не спешил воспользоваться превосходством, не допустив и улыбки.
В конце коридора была лестница. Спускаясь, Карлсен лишний раз обратил внимание, что подобно зданиям в Гавунде, ступени, и те были в ребре округлены. А их несколько больший в сравнении с земным размер, заставлял ступать с некоторой осторожностью.
— Почему у вас в Гавунде нет четко прямых углов?
— Мы их находим эстетически неприглядными. От них веет какой-то леностью. Кривые требуют от строителя большего тщания.
— Да ведь нос на такой лестнице расквасить можно!
— В том-то и дело, — кивнул Клубин со смешком.
На Земле эволюция ползет кое-как, потому что вы недопустимо обленились. Человек тогда лишь и проявляет себя, когда приходится одолевать трудности. А как только они позади, так подсознание снова впадает в спячку. Еще с тысячу лет, и из-за дутого своего преуспеяния вы деградируте как струбециты. А у нас даже вон лестницы такие, чтобы внимание не ослабевало.
Карлсен подождал, как отреагирует да это Фарра Крайски: молчок. Неудивительно. Логика неоспоримая: он даже сам что-то похожее написал у себя в «Рефлективности», ближе к концу.
Они оказались в коридоре, налитом зеленоватой мутью рассеянного света и оттого похожим на подводное царство.
— Свет здесь пригашен, — вполголоса сказал Клубин, — напомнить лишний раз об осторожности. Почему, скоро увидите.
Он завел Карлсена в комнатку с наглухо задраенной перегородкой из стекла и мощной звукоизоляцией: толстая обивка на стенах, на полу. За стеклом находилась еще одна комната, большая и без мебели, такая же полутемная как коридор. Спиной к стеклу стояли шестеро учеников в белом, на вид лет четырнадцати. У противоположной стены, лицом к ним, еще шестеро. А между ними, прямо по центру — ульфид: стоит, свесив лапищи до пола, лоснисто-черная кожа и белые глазищи отражают свет.
Даже в гробовой тишине их кабинки чувствовалось громадное напряжение, распирающее стеклянные стены комнаты. Все взгляды неподвижно упирались в ульфида, который не мигая таращился встречно. Горилье тело словно монолит. Карлсен тихо присел на скамейку лицом к толстому, с дюйм, стеклу.
— Что это там?
— Они пытаются совместной силой сдвинуть ульфида. Однако чем сильнее концентрируются, тем он становится тяжелей. Сейчас он уже весит десять с лишним тони. А это еще лишь половина его порога.