– С чего бы это? – уже более миролюбиво хмыкнул Кузя.
– Да с того самого, мудила с Нижнего Тагила, – подал голос прищурившийся на Агеева мужик лет пятидесяти, – что ты еще не дорос, чтобы с тобой так здоровкались. А вот тот, кто уже пару ходок на зону сделал...
– Так бы и говорил, – обиделся на своего более старшего собутыльника Кузя, – а то...
И он замолол заплетающимся языком какую-то ахинею. Однако его уже никто не слушал – взгляды притягивала довольно потертая спортивная сумка, висевшая на плече Агеева.
– Что скажешь, мил-человек? – довольно миролюбиво поинтересовался все тот же знаток тюремно-лагерного сленга, не поднимаясь, правда, с бревна.
– Да вот хотел спросить, не найдется ли в хорошей компании стакана?
Все четверо, включая и щуренка сопливого, недвусмысленно переглянулись. Им явно пришлись по душе слова коренастого незнакомца о хорошей компании, что уже само за себя говорило о том, что светит халявная выпивка, но вот что касается стакана...
– Видишь ли, – первым отозвался более смышленый Толстопятов, правильно отреагировавший на давно забытое слово «стакан», – мы здесь вроде бы как на природе отдыхаем... обходимся, можно сказать, без таких излишеств, как стакан и...
«И закуска», – хотел было подсказать Агеев, однако Толстопятов продолжал выстраивать свою логическую линию:
– Но если ты не можешь обойтись без стакана...
– Не могу, к сожалению, – развел руками Агеев, – еще на Колыме спиртом глотку сжег.
– Вот бы мне сейчас так сжечь! – искренне позавидовал молчавший до этого коллега по бревну, а Толстопятов продолжал гнуть свое:
– Так я чего хочу сказать? Могу и за стаканом домой сходить. Или вон Кузя слетает.
– Кузю трогать не будем, – поднял руку Агеев. И тут же: – А ты что, живешь близко?
– Да вон напротив дом. И лифт, между прочим, работает.
– Так, может, у тебя и разопьем бутылец? Засветиться боюсь перед ментами.
– Можно и у меня, конечно, – с великой радостью согласился Толстопятов, видимо уже просчитавший в уме, что бутылка водки на двоих – это гораздо больше, чем та же бутылка, поделенная на пять халявных ртов. – Но только предупреждаю сразу: в мою берлогу – без посторонних!
– Да ты чего? – искренне возмутился знаток тюремно-лагерного сленга. – Ты че, западло нас держишь? Тебе, выходит, стакан, а нам... Кушай, Вася, тюрю, пока дядя не сожрал?
Настоянный весенней свежестью, бодрящий воздух Битцевского лесопарка уже попахивал никому не нужной дракой, и Агеев, похваливший сам себя, любимого, что прикупил в магазине и пива, решил внести свои коррективы: