Слушая довольно сбивчивый, а порой и просто путаный рассказ взволнованной женщины и задавая по ходу рассказа попутные вопросы, Владимир Михайлович думал о том, что не только ему не дает покоя страшная трагедия, случившаяся на Большом Каретном и, видимо, он действительно был прав, когда пытался доказать, что в этом деле слишком много белых, незакрытых пятен, чтобы отправлять его в архив. Правда, в том, о чем говорила жена Турецкого, было одно существенное «но», за которое сразу же мог уцепиться следователь прокуратуры. Все эти сомнения относительно убийства Марии Дзюбы и самоубийства Толчева не имели под собой фактической основы и строились на домыслах первой жены Толчева, которой он якобы обещал вернуться в семью. И он спросил то, о чем не мог не спросить:
– Вы рассказывали об этом Александру Борисовичу?
Ирина Генриховна обреченно вздохнула:
– Да.
Впрочем, она могла и не говорить это, Яковлев уже и сам догадался, что именно мог ответить старший помощник Генерального прокурора России, однако все-таки произнес негромко:
– И что?
Ирина Генриховна пересказала свой разговор с мужем, который едва не закончился ссорой. Вздохнула, замолчав, и как-то снизу вверх, будто вымаливала что-то, посмотрела на хозяина просторного, светлого кабинета.
– Вы... вы тоже думаете, как Турецкий?
Владимир Михайлович молчал. Надо было давать ясный и четкий ответ, а он не знал, что сказать. Он и сам менее всего верил в выстроенную следователем прокуратуры версию, однако она принята как единственно правильная, и дело было закрыто. Под нажимом отца убитой, который не хотел, чтобы кто-то посторонний копался в белье его дочери, или без такового – это уже не имело значения. И чтобы вернуться к этому делу, требовались весьма веские основания, а их-то как раз у него не было.
То, что послышалось под утро соседу сверху, к делу не подошьешь, как, впрочем, и умозаключения несчастной женщины, которой вдруг показалось, что ее Юра снова вернется в дом, к детям, и они все заживут прежней счастливой жизнью.
Впрочем, сам он поверил в то, что рассказала своей подруге Алевтина Толчева. Поверил чисто интуитивно, хотя и видел ее всего лишь один раз, когда хоронили Толчева.
Ирина Генриховна ждала ответа, а он не мог покривить душой, хотя это и было бы самым разумным с его стороны.
– Нет, лично я так не думаю, – негромко произнес он.
– В таком случае, – воспрянула духом гостья, – вы можете довести расследование до конца?
Владимир Михайлович хмыкнул, и было видно, как дрогнули уголки его губ.
Довести до конца...