– Видать, он действительно любил ее сильно, – вздохнула Гладышева, – и верил каждому ее слову. Не ведаю, какой промеж них разговор тогда вышел, да только он заявился утром ко мне и сказал, чтобы я не лезла больше в ее личную жизнь и не разносила сплетни по городу.
– И вы... вы ему простили это? – усомнился в своих психологических способностях Агеев, который до этого момента принимал Гладышеву за женщину волевую и бескомпромиссную.
– А куда деваться? – скорбно улыбнулась Александра Платоновна. – Родная кровь все-таки. Мы с его матерью родные сестры. И когда она умерла, Андрюшке на ту пору всего лишь восемь лет было, я его, считай, и вырастила. К тому же... в общем, выпивши он тогда был, оттого и наговорил лишнего.
– Короче говоря, – подытожил Агеев, – умаслила жучка кобелька? А проще говоря, лапшу на уши навесила.
– Видать, так и было, – согласилась с ним Александра Платоновна, видимо начисто забыв, с чего бы это она разоткровенничалась с посторонним человеком о своем племяннике. Однако этого не забыл Агеев.
– Так что же дальше-то было? – спросил он. – Я имею в виду тот момент, когда вам Алла Борисовна позвонила.
– Ах да! – спохватилась она. – В общем, подхожу к дому, а тут как раз участковый ихний, я его хорошо знаю. Ну я к нему, естественно, так, мол, говорю, и так, что же это получается, сдавала квартиру нормальной вроде бы бабенке, а она, стерва такая, из нее притон публичный делает! И ежели ты, говорю, настоящий участковый... В общем, поднялись мы на площадку, звоним и стучим в дверь, требуем открыть, а она – хренушки.
– Так разве у вас второго ключа не было? – удивился Агеев.
– В том-то и дело, что был, но у меня будто мозги застило. А когда вспомнила... В общем, вошли в квартиру, а там эта сучка со своим хахалем. Молодой, здоровый такой и красивый. Но что меня более всего взбесило, так это то, что они чинно-мирно сидят за столом и чай якобы пьют. А она у него вроде бы как интервью берет.
«В ротик берет или руками мнет?» – едва не вырвалось у Агеева, а тетка Толстопятова продолжала:
– Интервью-то она берет и даже вроде бы как в блокнотик что-то записывает, а от самой винищем разит, как от портвейна местного розлива. Попробовала даже было возмутиться, да участковый в момент ее обрезал: «Документы, говорит, гражданка!» И к ее хахалю тоже: «Документы!»
Вспоминая события почти годичной давности, Гладышева по-своему переживала этот момент и даже матюкнулась сквозь зубы. Вот же сучка, мол!
– И что? – поторопил ее Агеев.
– Да ничего, – вдруг насупилась Александра Платоновна. – Эта стерва ему свое удостоверение журналистское сунула, наш Кузя и поплыл, как блин на сковородке. Хотел уж было извиняться, да я успела перехватить паспорт этого гуся, у которого наша сучка интервью брала. Читаю – и чуть не заржала. То ли от нервов, то ли оттого, что в паспорте прочитала: «Герман Тупицын».