– Кто у вас тут хозяин? – въехав во двор, спросил Карач-мурза у стоявшего подле крыльца паренька.
– Как кто? Вестимо, родитель мой Павел Михайлович.
– А тебя самого как звать?
– Меня-то? Мишкой кличут.
– Так вот, Мишка, доведи-ка отцу, что гость приехал, а имя свое сам ему скажу.
Минуты три спустя на крыльцо вышел богатырского сложения мужчина лет под шестьдесят, с сильной проседью в бороде.
– Не узнаешь меня, Павел Михайлович? – спросил Карач-мурза, слезая с коня.
– Будто не признаю, – вглядываясь, ответил хозяин. – Да и не было у меня, кажись, знакомцев татар.
– А боярина Снежина ты помнишь, с которым на сохатого когда-то ходил?
– Мать честная! Да неужто это ты, Иван Васильевич^! – вскричал Софонов, сбегая с крыльца и сжимая Карач-мурзу в объятиях.
Час спустя они сидели в трапезной за столом в кругу семьи Павла Михайловича, и Карач-мурза уже успел поведать о том, почему он очутился в этих краях.
– Ну вот и ладно, – промолвил Софонов, – будем, значит, почти соседями. Я тот край добро знаю. Ты бери землю по Неручи, там будет получше: место ровное, не столько болот и оврагов, да и смерды кое-какие есть, а на Рыбнице пусто. Да коли будет надобна тебе какая помога, только скажи! Ведь мы знаем, какой ты боярин Снежин, – покойница мать нам открыла твою тайну, взявши с нас клятву, что из семьи нашей сказанное ею не выйдет. Клятву свою мы блюдем, однако теперь зачем тебе таиться? Князь наш ноне ничто, он Витовта боится, как черт креста, и коли ты с Витовтом хорош, так он еще и тебя бояться будет. А ежели тут одному-другому сказать, что ты сын князя покойного, всеми любимого Василея Пантелеевича, каждый почтет за великую радость тебе в чем ни есть пособить!
– Спасибо на добром слове, Павел Михайлович, но помощь мне едва ли снадобится: я приведу с собой много людей из Орды. Что же до истинного имени моего, – особо таить его и вправду нет надобности, но все же по первому времени, доколе тут не обживусь, лучше бы его не знали. Так мне и князь Витовт советовал.
– За нас будь спокоен, Иван Васильевич, отсюда оно не выйдет. Ну, а семья твоя и люди когда подъедут?
– А вот, как получу надел, сразу же и пошлю к ним гонца, чтобы выезжали, – к осени будут здесь. Но ты мне теперь о своих расскажи. Родители твои давно ли преставились?
– Матушка померла тому уже годов двадцать, а отец всего семь лет назад, доживши до девяноста шести. Брат мой, Григорий, скончал свои дни много раньше, – убило его в лесу молоньей. Сестра Елена, – ты ее не знал, это старшая из нас всех, – тоже давно ушла. И ныне остались в живых только я да Ирина.