Раз так, то вопрос решен: надо креститься в православную веру. Но дальше почему-то Владимир отправляется походом на Корсунь, осаждает этот город, эту Одессу того времени. Греки не сдаются, и он обещает креститься, если возьмет и разграбит город. И он его берет, но не грабит: чтобы спастись от этого ужаса, византийские императоры присылают ему свою сестру. В такой ситуации он крестится в Корсуни и женится. Но все отлично знают, что крестил он Киев, киевлян. Может быть, он и сам там крестился?
Короче говоря, летописная статья содержит некие несообразности, и мы вынуждены задавать массу вопросов, читая ее. Неужели до того, как Владимир пришел к мысли, что необходимо креститься, он ничего о христианстве не знал? А как же Ольга — его бабка? А как же другие христиане, о которых мы можем догадываться только на основании косвенных известий? Конечно, христиан было много. Владимир был незаконным сыном Святослава, сына Ольги, который жил вполне в традициях языческих князей. У него, вероятно, была масса незаконных связей, и от одной такой связи с ключницей Малушей и родился Владимир. Поскольку он был незаконным сыном, то на него обращали меньше внимания. В усобице он завоевал первенство. Сначала два брата воевали друг с другом, потом он выступил на оставшегося в живых как мститель за первого — все это традиционно для языческих усобиц. Что же, он ничего не знал о христианстве? Да конечно знал. Более того, в Киеве уже были церкви. А раз так, то были и церковные служители. А тогда зачем этот чисто литературный рассказ с подробностями об испытании вер? Не вставлен ли он в летопись в определенное время, в определенный год по какой-то определенной инициативе? Зачем путешествие в Византию? Разве о Византии ничего не знали? Воевали десятки лет с византийцами, договаривались, писали договоры, где упоминали о том, в какой церкви что и как.
Спрашивается: почему отсутствует в русской летописи подобная информация? Почему она рассматривается только под определенным углом?
Наконец, история с Корсунем. Если Владимир действительно решил креститься, зачем надо было ходить на Корсунь? Разве в Киеве этого нельзя было сделать? Конечно, с точки зрения язычника, логика очевидна: если возьму город — крещусь, значит, сила Божия налицо. Здесь попытка язычника договориться с Богом, что, собственно говоря, и отличает язычество от христианства. Но есть и другая, чисто политическая, интерпретация событий. Мятеж, который поднял в Византии один полководец, византийские императоры подавить не могли. Они обратились к Владимиру, который и послал своих подчиненных. Они прекрасно справились с поставленной перед ними задачей, но долг платежом красен, а Владимир потребовал вознаграждения соответственно его заслугам, зная, что у византийских императоров сестра на выданье. Те, естественно, не могли выдать христианку за язычника.