Максимов примерился — пролезть можно. Сжав зубы, сунул голову в лаз. Острая боль вонзилась в плечи. Максимов выдохнул сквозь оскаленные зубы и протолкнул тело дальше. Показалось, острые ножи сдирают кожу со спины.
На залитую дождем крышу он упал, корчась от боли. Полежал, подставив грудь холодным струям. Боль не отступила, просто стала другой, теперь не рвала, а пощипывала и бередила раны.
Сначала встал на четвереньки, потом выпрямился, опираясь на меч. Добрел до телевизионной антенны.
— Обойдетесь, — пробормотал он, перерубив тонкий кабель. Наматывая на локоть кабель, добрался до края крыши, отсек и там. Всего получилось метров пять импровизированного каната. Кабель скользил в руках. Максимов стал через каждые полметра вязать узлы.
В голове помутнело, он покачнулся и еле удержался на ногах. Прислушался к себе.
«Не успеешь. Умрешь раньше», — сам собой родился безжалостный ответ.
Максимов отбросил кабель. Поднял меч. По пузырящимся лужам пошел к тому краю, где находился балкон сто тринадцатой квартиры.
Присев на бетонный бортик, перевел дыхание. Посмотрел на лежащий внизу город, изгиб канала, арку моста, гирлянду размытых от дождя огней.
Сорвал с себя майку. Показалось, что вместе с ней содрал кожу. Сжался, давя в себе боль. По коже бежали горячие ручейки, мешаясь с прохладными струйками дождя.
— Пора, иначе просто отключусь, — прошептал он вслух.
Свернул майку в жгут, обвязал вокруг талии, засунул за спину меч.
Осторожно встал на край бортика. Развернулся спиной к пропасти. Поднял лицо к летящим из темной выси каплям.
Выровнял дыхание и стал ждать, когда тело сделается невесомым, умрет ветер и капли застынут в воздухе. Время остановилось. И он шагнул в темноту…
* * *
…Медленно, завораживающе медленно поплыл вверх край крыши. Как бесконечное полотно, поползла шершавая стена. Он видел слюдяные блестки воды, скопившейся в щербинках, застывшие змейки ливня, стеклянные бусинки капель, не долетевших до стены. Целый рой дождинок проплыл мимо лица, рассыпался, как стайка растревоженных рыбок.
Снизу поднималось свечение, дробилось искорками на бисеринках дождя. Когда оно сделалось ощутимо плотным, напротив глаз появилось окно. Слой воды на нем был похож на изморозь в конце зимы, такой же прозрачный и переливчатый.
Руки сами вспорхнули вверх, медленно, словно подбитые ветром крылья. Едва показался черный край перил балкона, пальцы напряглись, превратились в стальные когти. Они впились в перила, тело вытянулось, гася инерцию полета, тут же спружинило, взмыло вверх. Перила поплыли вниз, а ноги сами собой рванулись вверх по дуге, перебрасывая тело через перила.