— Ма-акс! — Карина тихонько подергала Максимова за рукав.
Он и сам уже понял, что все планы идут наперекосяк. В Москве его ждали другие люди и совершенно другие дела. Просто срочный вызов и известие о смерти отчима Карины совпали. Какие именно дела потребовали прервать краткий отпуск, заработанный буквально кровью и потом, он не знал. Но был уверен, что к печальным хлопотам семьи Карины они не имеют никакого отношения. Как-то само собой подразумевалось, что из Шереметьева каждый отправится своей дорогой. И встретятся, когда решат свои проблемы.
— На похороны приглашать не принято, — вступил Василий Васильевич. — Приходят знакомые, если сочтут необходимым отдать последний долг. А ведь вы встречались с Ашотом Михайловичем, если мне не изменяет память?
«Аргумент. И не поспоришь! — подумал Максимов. — И на осведомленность свою заодно намекнул. Бульдозер бульдозером, а как тонко подкапывает».
Шеф безопасности не мог не знать, что экспедицию в Таджикистан профинансировал отчим Карины. Слава богу, Матоянц, заключая с Максимовым сделку, не мог предположить, что из Мертвого города его падчерица будет вырываться с боем, прячась от баражирующих в небе вертолетов. Иначе за те же десять тысяч «условных единиц» приказал бы закатать Максимова в асфальт Рублево-Успенского шоссе.
— Не знаю, удобно ли в таком виде?
Максимов был одет по-походному, в темное, но не с такой вызывающей милитаристичностью, как Карина.
— Плащик набросите, сойдет, — успокоил его Иванов. — Там будут люди разные, думаю, особо не выделитесь. А если дождика боитесь, то могу выдать по зонтику. Специально захватил.
Он улыбнулся. Вышло у него это натужно и неестественно — как камаринская у дрессированного медведя.
Максимов встретился взглядом с тоскливыми глазами Карины.
Поверх тонкого черного свитера на ее шее висел медальон. Грубо обработанная серебряная пластина с загнутыми краями. Как зубилом, на зачерненном серебре был выбит крест святого Андрея. Буква «Х» для тех, кто не умеет читать знаки. Для Посвященных руна «Гебо» — знак единства. «Двое светлых, свободных и сильных встретились на перекрестке Путей. В этот миг они нерасторжимо едины, но между ними, — как сказал Блюм[2], — пляшет звездный ветер. Свобода без границ и священные узы братства — вот истинное единство».
Максимов сам отлил, освятил и заговорил этот медальон.
— Едем! — не раздумывая больше ни секунды, решил он.
* * *
Едва они, надежно взятые в кольцо охраной, вышли через двери аэропорта, у бордюра беззвучно затормозил представительский «мерседес». За его задним бампером, как привязанный, следовал мощный джип — облагороженный вариант БТРа.