Когда все участники эксперимента отрепетировали свои роли поодиночке, настало время сыграть всем вместе. По составленной Смиловым графической схеме действующие лица заняли исходные позиции.
Внимательно всех оглядев, Геренский сказал:
– Эксперимент подходит к концу. Если исключить наше присутствие и замену Даракчиева Дарговым, вся обстановка точно такая же, как в прошлую пятницу: семь человек, шесть рюмок с коньяком и еще фужер – вместо седьмой чаши.
– Но на сей раз горькую чашу предстоит испить мне, – сфиглярничал Даргов.
– Вы все были участниками небезызвестного коктейль-парти, – продолжал подполковник, – и знаете, как развивались события. Нет необходимости напоминать их вам. Больше затрудняет меня ваша роль, Даргов. Вы не были тогда здесь, и я…
– Не беспокойтесь, – опять прервал его Коста Даргов. – Я не раз бывал на этих сборищах. Так сыграю роль Жоржа, – тут он комично поклонился в сторону своей жены, – что все поверят в его воскресение.
– Хорошо! Играйте, но не переигрывайте. Никакой театральщины. Ясно?.. Ладно, начинаем. Итак, Жилков позвал с верхнего этажа Богдану Даргову, а Даракчиев – Средкова. И вся семерка уже около стола. Прошу, пожалуйста.
Все обступили стол, взяли свои рюмки: Даргов – с показным рвением, Беба и Жилков – равнодушно, остальные – с видимым смущением.
Коста высоко поднял фужер и заговорил:
– Я не знаю, что говорил Жорж последний раз в своей жизни, но уверен: он не изменил нашему любимому тосту. Друзья! Жизнь коротка, коротка, как мимолетный сон. Выпьем же за веселье!
– Ах! – воскликнула Тотева. – Мне страшно.
– Я предупредил вас, Даргов: не переигрывать! – сказал сердито Геренский.
– Я просто повторил любимый тост Жоржа, вот и все, – возразил Коста.
– Нет, не все, – отчеканила Беба. – Он про ангела какого-то говорил. Про седьмую чашу. Про гром и землетрясение. Наверно, из Библии. Он ее почитывал иногда.
– Хватит! Вы забываетесь! – повысил голос Геренский. – Давайте кончать!
И тогда Даргов снова поднял фужер:
– Жизнь коротка, как мимолетный сон. Выпьем за веселье!
Он первым поднес к губам свой коньяк и громко отпил глоток. Потом поставил фужер на стол и на мгновение застыл, как бы глубоко задумавшись. Вдруг он ткнул пальцем в сторону своей жены, пробормотал: «Ты…» – и не договорил. Маленькое тело его согнулось, словно переломилось, и он свалился на толстый ковер.
– Переигрываете, Даргов, – хрипло сказал Геренский. – Переигрываете, несмотря на мои предупреждения!
Даргов не подавал признаков жизни. В это мгновение какая-то нелепая, невероятная догадка озарила Геренского. Он бросился к Даргову, попытался нащупать пульс, похлопал его по губам.