– Теть Клав, у тебя что-нибудь осталось? – слабым голосом спросил Зубоскалин, пошатываясь. После раскачивания на верхотуре парня не на шутку штормило.
– А как же, милок, припасла для тебя, – странно заискивающим голосом произнесла повариха, сокрушенно глядя на своего любимчика. – Чтой-т ты сегодня бледный какой. Никак нездоровится?
– Есть немного, – нехотя ответил Дирол, с трудом ворочая языком.
– А я тебе что-то особенное приготовила, – сказала тетя Клава и хитро так посмотрела на парня.
От упоминания о еде тошнота, загнанная падением в желудок, завозмущалась, пузырясь в животе и прокладывая свой путь к белому свету. Санек понял, что завтракать он сегодня не сможет.
– Теть Клав, я, наверное, в обед поем. Что-то сейчас не хочется.
– Никак и впрямь заболел, – покачала пухленькой головкой женщина, жалостливо так изучая зеленоватую бледность Зубоскалина. – Однако ж ты моим варевом не брезгуй, оно желудку очень даже полезное.
И всякие мысли неправильные отбивает.
– Это какие мысли? – удивился Дирол.
– Там поймешь какие, – хитро прищурившись, туманно ответила повариха. – Бери, не пожалеешь.
Санек пожал плечом, устало оперся о выступ под окошком.
– Ладно, давайте ваше блюдо.
Просияв, тетя Клава достала откуда-то из-под низу маленькую домашнюю кастрюльку, которая источала очень странный запах. Открыв крышку, женщина помешала варево: темное, вязкое, с волокнами какой-то непонятной травы. При виде уготованного ему блюда, тошнота у Санька захватила тело, добравшись до кончиков волос. Однако отказывать доброй поварихе было уже поздно. Тетя Клава налила в тарелку щедро, до краев, и как реликвию преподнесла ее кисло посматривавшему Зубоскалину.
– Приятного аппетита, – громко сказала она и вполголоса добавила: – Уйди блажь с ветром северным, с ветром южным, во болота топкие, во леса дремучие...
– Что? – изумился Санек.
– Так это я, – махнула рукой повариха, воровато убирая глаза от взгляда курсанта. – Стишок один учу, понравился больно.
А Саньку так и дела нет, что там понравилось тете Клаве. Осторожно приняв от нее тарелку, стараясь не расплескать, Дирол отвернулся от окошка и пошел по проходу. Отвратный запах не давал покоя, возмущая внутренности парня до предела. Хотелось бросить прямо здесь непонятное пойло и уйти подальше, на свежий воздух. Во всяком случае, желания позавтракать у Зубоскалина так и не возникло.
Но самое страшное было еще впереди. Как только курсант дошел до свободного столика, он с обезоруживающей неизбежностью понял, что сесть сейчас никаким образом не сможет. Копчик болел даже стоя. Что же будет, когда он приземлится на стул?