– Обратите внимание, новая местная достопримечательность города – пикетчики, объявившие голодовку.
– О-о!
– Я, я.
– Гуд!
– Интересна, однака.
Капитан скосил глаза и со стоном их закрыл, представляя себе, что скажет полковник Подтяжкин, когда Мочилов вернется на работу.
У порога больницы стояла и щелкала фотоаппаратами-«мыльницами» группа туристов. Один пожилой гражданин, нисколько не смущаясь сильного ветра, стоял в шотландской юбке, поднимаемой на неприличную высоту потоками воздуха. Впереди всех статуей стояла экскурсовод.
– Обратите внимание на их изможденные лица, доведенные голодом до отчаяния позы. Молодой еще может держаться прямо, но старший его товарищ, обессилев, пал на ступени, тщетно пытаясь подняться.
Посмотрите, как символично он прикован к зданию больницы. Полный энергии и сил рабочий, разрывающий цепи буржуазного гнета во времена революции, сегодня, постарев и осунувшись, бессильно падает под давлением рыночных отношений. Другая эпоха – другие герои.
А теперь сядем в автобус и отправимся к зданию городской думы, где сейчас проводится операция по поимке дурковедов. По дороге я расскажу вам, кто они такие и насколько опасно бороться с этими закоренелыми преступниками.
Туристы примерно выстроились в очередь перед двухэтажным автобусом, вереницей неспешно загружаясь в него. Один из них, с явными признаками жителя Крайнего Севера, что-то сказал своему соседу, толстому немцу, вручил ему фотоаппарат и подбежал к Смурному с Мочиловым, обняв их как закадычных друзей. Длинная улыбка показала желтые, неприятные зубы, сделав из глаз совершенные щелочки, и вспышка ослепила пикетчиков.
– Однако, молодцы, ребята. Я бы не смог долго продержаться без еды, – дружески сказал турист, доставая из-за пазухи огромный бутерброд и вонзая в него маленькие зубки.
Мочилов почувствовал, как туго приходилось собаке Павлова, когда после привычного звонка в миске у нее ничего не оказывалось.
– Но пасаран! – крикнул немец, подняв вверх кулак, выказывая тем совершенно не немецкую свою натуру.
Житель Крайнего Севера легко утрамбовал исполинский бутерброд в маленький рот, легко соскочил со ступенек и прыгающей походкой влетел в автобус. Мотор взревел, и через минуту рядом уже никого не было.
Глеб Ефимович со стоном уткнулся лбом в ступеньку и с тихой методичностью стал биться о твердый камень. Смурной никак не мог унять предательски дрожавшую челюсть.
– Все! Я больше не могу! – решился Мочилов и, поднявшись, сел. – Надо что-то делать.
Володя с надеждой взглянул на него.
– Я иду за едой. Домой мне, конечно, нельзя, засвечусь.