…Под соснами, мимо гулких стволов, по мягкой земле. Совсем нездешний, нетеперешний человек, а иду себе и дышу этим воздухом. Чувствую, что я не один. Что мыслят обо мне эти… глаза, эти невидимые существа, что смотрят тихо из-под земли, сверху сквозь переплет ветвей? Притихли и насупились, молча глядят, как чуждый им, незнаемый, непугаемый человек в сапогах и узкой неловкой рубахе движется на длинных ногах, вглядываясь с высоты своего роста в пыльные следы на тропе… Я разогнул плечи и оглянулся — взгляд получился какой-то властный — лес редеет, и пахнет большой водой. Сейчас выйдем к реке.
Внизу, в размыве светлого берега — черная гнилая скорлупа лодки. Вот отсюда они вылезли наверх и пошли по тропке к лесу. Скорее трое, чем четверо: лодочка маловата. Придерживая под мышкой кинжал, я спустился к воде. Челнок не привязан — вытащили на берег и оставили лежать кожаным днищем на песке. Совершенно архаическое судно, не позже девятого века, ни уключин, ни руля… отверстия для мачты, понятное дело, тоже нет. Вещички лежат на дне, мокнут в зеленоватой лужице — какие-то тряпки и горшок, обмотанный… боже мой, куском льняного полотна! Волокна лежат плотно, добротная ткань… Анахронизм какой-то.
А вот и весло с обломанной истертой ручкой — зачем же такое толстое? Это ж какая должна быть кисть? Пора мне отсюда уплывать, потому что хозяин представляется человеком крупного телосложения. Сказано — сделано: лодочка, по счастью, совсем легкая — скользнула в родную жидкость и заюлила кормой по течению. Тихо-тихо, я еще не запрыгнул. Вот теперь бесшумно, без плесков — первый гр-ребок… Я покачнулся, стоя на скользком лодочном полу — что-то тупо стукнуло в борт, мутно пробурлив по зеленой глади горбатую полосу пены… И сразу липкий туман холодным облаком опустился к воде — где там берег? Что за бурление справа — удар хвостом, раз-два! Из-под воды в глаза — золотом чешуи! Рукой в борт — ох, до чего ж неустойчива лодка… Веслом вглубь, пальцы в воду. — нету дна! Прямо в глаза ледяные колкие брызги — будто чье лицо мелькнуло! Человек там, что ли? Да где ж тут берега?.. Везде, как в косяке крупной рыбы — слева, сзади — вода хлопает, но в просветах тумана ничего, только расходятся пузыри кругами… Подводная тень проскальзывает наискось под лодкой, с треском задевая днище!
И вдруг — из-под взболтанной волны прямо в уши тихий отчетливый шепот! Как ясно просвистели слова — и растаяли без следа, только струйками холода ударило по спине: «Кто ты?!» И опять — «Кто ты? Да кто ж ты?! Чужой?!». Вперед и вверх, расцепляя пальцы и отскакивая от весла, взмывает моя рука, опережая мысли, — инстинктивно, закрывая глаза от удара, взлетает ко лбу… Пока волной ужаса приподнимаются волосы на затылке, пальцы этой руки складываются в устойчивую щепоть трехперстия! Зачем? Этой бы руке цепляться за весло, за прогнувшуюся волну, соскальзывать в воду, отбивая запястье о борт перевернувшейся лодки, беспомощно рассекать речную плоскость вглубь, потом судорожно вырываться из бурливой зелени обратно к воздуху… Так нет же: тяжело, усилием, словно оставляя в воздухе желтый след раздвинутого тумана, правая рука взлетает ко лбу и впивается щепоткой в спутанные волосы — «Во Имя Отца!»… Потом вниз — «…и Сына!», и направо, словно отводя плечом проникающий тычок вражьего лезвия — «и Святого» — наконец — железный блок локтем, жесткое движение к сердцу — «…Духа!».