Ноги мягко ступили по влажной земле. Над правой рукой стремительно зрело огненное яблоко. Все четыре стихии покорны сейчас тебе, Убийца, — не упусти же своего шанса! Эти двое, стоящие перед тобой, — последние из некогда великого рода. Доверши начатое — и Срединный Мир навсегда обретет свободу.
Совсем небольшой ценой.
А эти двое получат по заслугам. Суд давно состоялся, и приговор вынесен. И то, что приговор — обвинительный, подтверждается тем, что он, Убийца, смог пройти через все и все преодолеть, жадно устремляясь к этой последней схватке.
— Начнем, — говорит Убийца, и все существо Виктора отзывается дрожью сладкого предвкушения. Отзывается его самая глубокая, потаенная сущность; может, ему и в самом деле написано на роду именно это — убивать Драконов в сказочных мирах?
— Начнем, — соглашается Дракон в глухом шлеме.
— Начнем, — кивает его спутница.
И — странное дело! — он, Виктор, не то участник, не то незримый зритель давнего поединка, — ощущает нечто вроде укола совести. Они могли справиться с ним, когда он был моложе и слабее. Но теперь уже нет. Это не бой — а казнь. Исполнение приговора. И он, Убийца, — уже не воин, а палач. Что ж. Убийца на то и Убийца, чтобы добивать свои жертвы. Он не имеет права дать сочувствию овладеть им. Срединный Мир должен получить свободу. Страшные, проклятые замки на высоких бесплодных горах вдоль Теплого Берега никогда уже не оживут вновь.
— Начнем, — повторяет Убийца. В его руке — сжатая в тугой комок сила Огня. За плечами — расправленные крылья Ветра. Под ногами — ждущая пасть Земли.
А против всего этого — всего лишь один черный меч. Простой вороненный клинок. Да еще глухой шлем.
Женщина неторопливо обнажила изящную, длинную рапиру. В левую руку взяла дагу. Встала рядом с мужем.
Двое против одного — но знают, сколь неравны сейчас силы.
Драконы спокойно ждут. Они уже пережили все. Поражение, разгром, бегство. Они видели, как горят в собственном огне их родные. Как рушатся стены родовых замков и распадаются пеплом веками собиравшиеся библиотеки, в которых, как утверждалось, — мудрость всех трех миров.
Однако они никогда не станут просить: «Скорее…»
Убийца осторожно, словно величайшую драгоценность, вытаскивает из-за пояса кривую саблю чистого белого железа. Без всякой краски клинок ее бел, словно снег возле Серых Пределов.
Убийца тоже не хочет покрывать себя бесчестьем, убивая тех, кто сейчас уже почти беззащитен перед его силой. И Виктор чувствует, как грудь его сдавливается восторгом — он, Убийца, и благороден, и честен. Он искренне пытается уравнять шансы.