Сплюнув на мостовую, Виктор зашагал по улице, стараясь не обращать внимания на молчаливый эскорт. Отвяжутся. Никуда не денутся. Вот сядет он в поезд… не сорвутся же они с насиженного места, не бросятся очертя голову невесть куда!
Пару раз по дороге ему попадались люди — ничего особенного в их виде не было, на Виктора они внимания не обращали. Одежда разве что выглядела непривычной — да и то не по причине грубости ткани или чуждого покроя. Просто не было стандартных раскрасок и фасонов. Словно каждый шил на заказ у неплохого портного…
А может, здесь и впрямь нет машинного производства? Только почему? Железная дорога — есть, значит, как минимум существуют паровые машины. Этого вполне хватит, чтобы создать текстильные мануфактуры…
Поймав себя на какой-то деловой заинтересованности, Виктор засмеялся. Да уж. Янки при дворе короля Артура! Не он первый, кто попал сюда из мира Изнанки. Если при наличии всех условий здесь нет машинного производства — значит, на то имеются серьезные причины. Глупо попасть в лапы местной инквизиции или перейти дорогу какому-нибудь цеху портных… заколют в переулке отравленными швейными иглами.
И впервые за все время его коснулось дыхание Приключения.
Приключения с большой буквы.
Если вчера он был лишь ходячим грузом, тюфяком с ногами, который плелся за Тэль, ничего не понимая и не принимая, то сегодня что-то изменилось. Может, виной был странный сон, или бокал бодрящего напитка, или этот ненужный — но все-таки приятный эскорт сзади, но Виктор ощущал себя исследователем, восторженным посетителем в музее.
В конце концов — он сыт, здоров, обут и одет. В карманах — немалая сумма денег и драгоценности, видимо, стоящие еще больше. Впереди — странный пасторальный мир, где есть и блага цивилизации — причем лишь самые правильные, и море неведомого. Эльфы, гномы, мертвецы — запертые Серым Пределом — что еще?
Эгей! Он готов ко всему!
Улица кончилась, перешла в маленькую площадь перед вокзалом. В этом поселке, наверное, все улицы вели к вокзалу, так уж, видно, во всех мирах повелось. В центре площади была чаша фонтана — сейчас пересохшего, заваленного мусором, но каким-то симпатичным: ветками, листьями, пучками сухой травы. Фонтан походил скорее на капище лесного духа, чем на импровизированную мусорку. Перед вокзалом — и это тоже, наверное, было общим для всех на свете миров — тянулись дощатые лотки, за которыми замерли в ожидании покупателей бабки.
С азартным любопытством Виктор двинулся вдоль лотков, разглядывая товары. Отсутствие «Сникерсов», памперсов и предметов женской гигиены бальзамом лилось на душу.