– А с какой стати меня беспокоить? Разве я виновен? И если бы мадемуазель Кларьон не принадлежала к превосходной семье, как вы говорите, если бы это была просто бедная девушка, вы были бы к ней не столь снисходительны?
– Вот видите! Вот видите! Вы опять читаете мне нотации! Ох уж эти молодые люди!
Наконец я выбрался из когтей этого доброжелательного мучителя. Когда я вернулся с бумагами домой, я нашел там письмо от Одиль и Сакселя собственной персоной. Он поджидал меня, читая «Юманите», что было не совсем во вкусе хозяина гостиницы. Мы поднялись ко мне в комнату.
– Так они вернули вам бумаги?
– Без проблем, – ответил я.
Одиль назначала мне встречу на этот же вечер, но не сообщала ничего конкретного. Я сунул письмо в карман. Разрезал бечевки и распаковал газеты и рукописи.
– Узнали что-нибудь новое о…
– Она тоже вне подозрений.
– Вы поблагодарили графиню?
– И правда. Я об этом не подумал. Она пригласила меня к себе на ужин.
• – Встретимся там.
– Тем лучше. Значит, я должен ее поблагодарить?
– Само собой.
– Я напишу ей «спасибо» на почтовой открытке.
– Хорошая идея. Она будет очень довольна, лишь бы ей понравился вид.
– Выберу какой-нибудь наугад.
– Это самое лучшее.
– Тогда нужно, чтобы я поблагодарил и Англареса.
– Не стоит. Расскажите, как все происходило?
– Это было сплошное мучение: математик из прокуратуры, который знал меня в детстве!
– Вот странное совпадение.
– Он хотел вызвать меня на разговор, увлечь меня доказательством теоремы Ферма, Брувером и принципом исключенного «третьего», но я не поддался.
– Вы правильно сделали. Скажите, а на что он намекал?
– На самом деле эта тема может вас заинтересовать. Речь шла о том, чтобы узнать, есть ли такие математические посылки, которые не истинны и не ложны.
– Не понимаю.
– Если хотите, есть ли такие посылки, истинность которых или ложность которых невозможно доказать. Одни утверждают, что есть; некоторые даже думают, что, должно быть, существуют посылки, для которых можно было бы доказать, что нет доказательств, истинны они или ложны. Между истиной и ложью не исключено нечто третье.
– Это очень интересно, то, что вы мне здесь рассказываете. Я считаю, что в этом ярко проявляется диалектика. Вы нет?
– Мне, реалисту, известно только, что есть истинные посылки и ложные.
– Решительно, Трави, я опасаюсь, что в вас не очень-то много от темперамента революционера.
– Когда-нибудь вы мне объясните, что такое диалектика. Ж. никогда не мог этого сделать.
– Не презирайте Ж. В конце концов, я считаю, что он все-таки прав. Прежде всего – борьба! Ежедневные требования, забастовки, пропаганда.