пиджак»! Про фэнтези я уж молчу. Не умеющий писать рассказы пишет новеллы, а не умеющий писать вообще — фэнтези! И к чему, спрашивается, трудились классики? Что вообще теперь делать в оскверненной, загаженной литературе?
Иногда я терпела эти экзекуции молча. Иногда не выдерживала и огрызалась:
— Вот вы, мужчины, свободные умы, и разбирайтесь с нефтью! А настоящая литература — это и есть дух! И вообще, напиши «Что делать-два»! Раз уж фэнтези не умеешь…
Может быть, именно это и подразумевалось под словосочетанием «творческие муки». Но наверное, предстояло еще немало ждать, пока из них родится что-то творческое!
А иногда я все прощала ему — когда он стонал во сне. Это был даже не стон, а короткий всхлип, от которого я мгновенно просыпалась. Он лежал, свернувшись калачиком, и яснее ясного было, что никакой это не мужчина, а просто выросший ребенок, так и не приспособившийся ко взрослой жизни. Во сне ему было иногда двенадцать, а иногда — четыре года. И знала об этом только я.
«Почему не я родила тебя?» Однажды я сказала это вслух и тут же испугалась. Но он не проснулся.
Мне приснилось, что я в другом мире. От обычного он отличался тем, что люди могли понимать друг друга без слов. Причем не телепатически, а по взгляду. Посмотрит человек — и ясно, что он хочет сказать тебе.
Инна тоже была в том мире. Я сразу почувствовал, что она здесь, и все хотел приблизиться, поймать ее взгляд, но никак не удавалось — то она отворачивалась, то какие-то незнакомые люди, какая-то толпа чужих спин оттесняли меня от нее.
И, находясь в том мире, я ясно понимал, что этому привычному моему миру угрожает какая-то опасность. Люди не замечают ее, но она надвигается, она уже рядом. Нужно было срочно спасать наш мир! И я знал, что могу спасти его, но для этого мне надо обязательно поговорить с Инной, обменяться с ней хоть одним-единственным взглядом, чтобы выяснить что-то самое, самое важное…
— Я хочу уйти из школы, — сказала Людасик.
Мы с Римкой дружно вылупили глаза. И сидели с вылупленными глазами не меньше минуты.
— А-а… э-э… почему? — наконец полюбопытствовала я.
— Куда? — одновременно осведомилась Римус.
— Потому что у меня больше нет сил. Выдохлась! — объяснила Людасик мне. И развела руками. Потом повернулась к Римусу и отчиталась: — Уборщицей в нотариальную контору! На углу Одесской и Маркса, там требуется.
Дальше разговор шел двумя параллельными линиями. Мы с Римусом, как неопытные провинциальные журналистки, перебивая друг друга, лезли каждая со своим вопросом. Людасик же управлялась с нами, как заправская «вип»-персона на пресс-конференции.