После того как Олег Борисович подслушал рассказ парня, прибежавшего утром к его хозяйке, он осторожно выведал у Марьи Авдотьевны подробности появления у нее скульптуры и отправился проводить собственное расследование. У Натальи Котик он просидел сорок минут, прежде чем навел ее на тему, которая его интересовала. С Левушиным оказалось проще – парень, хоть и без охоты, но все же рассказал то, что требовалось Вотчину.
– Значит, смирная стала теща, – в десятый раз уточнил Олег Борисович, недоверчиво глядя на хмурого Мишку.
– Не то слово. То подаст, это принесет, слова злого не скажет… А, провались оно все пропадом!
Вотчин не понял, чем недоволен бывший владелец русалки. Но это было и не важно. Важно другое…
– Получается, ты у нас желания исполняешь? – Он недоверчиво посмотрел на деревянную фигурку, покачал головой.
Если рассказ Мишки Левушина можно было списать на его буйное воображение, то с Натальей Котик дело обстояло иначе. Олег Борисович видел красавицу – полную, пышногрудую, с осанкой боярыни. А она сама говорила, что была дурнушкой. Впрочем, Наталья, как быстро понял Вотчин, особым умом не отличалась и могла сдуру придумать о себе всякую ерунду. Но ее слова подтверждала его хозяйка. „Была корова коровой, а стала – королевишна“, – сказала Марья Авдотьевна, и у Вотчина не было причины не верить ее словам.
С третьим человеком – молодым парнем лет восемнадцати из соседнего села, внуком покойной приятельницы Марьи Авдотьевны, Олег Борисович не говорил. Он сильно сомневался в том, что парень согласится хоть что-то рассказывать о русалке. Но все, что нужно, Вотчин и так знал: парень утром признался, что хотел убить человека, а вечером того убили. В том, что убийство произошло на самом деле, сомневаться не приходилось: два соседних села и все Кудряшово шумели и обсуждали, что у Черной запруды закололи ножом одного из трех братьев.
Больше всего Вотчина удивляло, что владельцы русалки без всякого сомнения верили в то, что она исполняет желание. Кроме одного человека – его хозяйки, Марьи Авдотьевны. Она вообще не понимала, о чем идет речь, словно фантазия ее была наглухо закрыта от мысли о такой возможности. „Может, дело в том, что старуха – верующая, а остальные нет? – размышлял Вотчин, сворачивая на темную узенькую улочку. – Или и впрямь причина только в русалке? Я ведь, признаться, и сам не удивился, когда услышал…“
Сзади прошуршали шаги, и Олег Борисович обернулся. На улочку свернул человек и быстро приближался к нему. Вотчину стало не по себе. В первую секунду он хотел дождаться идущего и поздороваться, но в следующую, ведомый неизвестным ему чувством, быстро пошел прочь.