– Да, странно, – признала Маша, не придавшая этому факту в рассказе Кати большого значения.
– Если быть последовательными, тогда и Катерине нельзя выходить из дома.
– Тогда им жить будет не на что.
– Вот именно. То есть выходить нельзя, но если очень хочется кушать, то можно. А все, что касается русалки, вообще сплошная тайна. Зачем парню убивать коллекционера? Зачем прятать фигурку у себя под ванной?
– Ты рассуждаешь со своей точки зрения. А он вполне мог верить, что русалка и впрямь магическая. Тогда все объяснимо.
– Неужели? Тогда как он узнал о фигурке, если жена ему ничего не рассказывала? Бред какой-то. Слишком много явных глупостей и несостыковок. Мы вчера разговаривали с Макаром, он сказал то же самое, слово в слово.
– Как он, кстати? Я вчера уснула, а вы там сидели до самого утра…
– Как-как… Рисует свои сумасшедшие рисунки, сегодня собирался ехать к вдове одного коллекционера, поговорить о русалке. Понимаешь, он рассчитывал, что фигурка может вывести его на Сковородова. И вот она – фигурка, а Сковородов неизвестно где. И непонятно даже, с какого конца его искать, раз Вотчин мертв. В этой истории одно противоречит другому.
– Что ты будешь теперь делать?
– Для начала позвоню в Ростов. Слишком дурацкая эта история с побегом от бандитов, чтобы можно было в нее поверить.
– Мне кажется, что Катю используют, – подумав, сказала Маша. – А она еще слишком мало видела и знает, чтобы это понимать. Посмотри – у нее словно жернов на шее от благодарности своему ничтожному супругу. „Я ему должна!“ А ведь история и в самом деле странная, ты совершенно прав.
– Только давай договоримся, – предупредил Бабкин. – Что бы я ни узнал о прошлой жизни ненаглядного Катерининого супруга, рассказывать об этом ты будешь ей сама!
– Договорились.
Ни к какому следователю в понедельник Катя не пошла, оправдав себя нехваткой времени. И во вторник тоже не пошла. Хотя времени, откровенно говоря, у нее было более чем достаточно – комплект документов для тендера был давно собран, в четверг уже ждали неофициальных результатов, и в „Эврике“ воцарилось относительное затишье. Относительное – потому что, несмотря на затишье, все были какие-то возбужденные, нервные и странные.
Поначалу Катя списывала это на ожидание результатов конкурса, но, нечаянно застав в туалете плачущую Снежану, задумалась. Смешно было предполагать, что Кочетова ревела из-за того, что ее отругала за разгильдяйство Алла Прохоровна, или же она опасалась, что любимая фирма не сможет выиграть миллионный тендер. Дело было в чем-то другом.