Левушин сел за стол, поморгал, встал. Теща выскочила в другую комнату и шумела посудой там, но теперь этот шум воспринимался им совсем по-другому.
– Елена Митрофановна! – крикнул Мишка. – Пойду Ленку позову!
– Позови, Мишенька, позови. Спасибо тебе.
Мишка вышел на крыльцо.
– Во дела! Ну дает! Эх, черт, сработало!
От избытка чувств он перемахнул через крыльцо, прошелся колесом по двору.
– Ленка! Пошли, мать зовет! Блинов, говорит, напекла! Золотая у тебя мамаша!
Однако после ужина воодушевление Мишки куда-то делось. Он и сам не понимал, в чем дело, но чувствовал себя не в своей тарелке. Хоть Левушин и говорил себе, что ему нужно радоваться, но радость ушла. Послонявшись без дела по комнатам и не получив замечания ни от тещи, ни от жены, он неожиданно понял, что ему так мешает.
Мишке до ужаса хотелось уйти из дома. Хотелось, чтобы его обидели, и он, оскорбленный, обиженный, непонятый, пошел бы жаловаться на жизнь Кольке Котику. Бессловесная Колькина жена принесла бы закуску под водочку, и они бы хорошо посидели, а наутро он бы выпил тещиного помидорного рассольчика – не оттого, что голова болит, а просто так, для вкуса. Но без повода Левушин не мог уйти из дома, а теща повода не давала. Значит, прощай закуска, водочка, рассольчик!
– Пойду прилягу, что ли, – хмуро сказал Мишка со слабой надеждой, что теща не сможет упустить такого шанса и устроит-таки ссору. – Голова заболела.
– Ложись, ложись, – захлопотала Елена Митрофановна. – Ты, часом, не заболел?
Мишка мысленно сплюнул и свалился на кровать в глубокой тоске.
С тех пор тоска не отпускала его. Теща по вечерам встречала его улыбчивая, радушная, но ее радушие было Мишке не в радость. Ему не давали почувствовать себя жертвой! Он снова уходил из дома в сарай, но теперь по другой причине.
«Кто ж мог подумать, что так все обернется? – зло думал он, вертя в руках русалку. – Загадал, понимаешь, на свою голову! Что теперь делать-то?»
Задним умом Левушин понял, что нисколько не страдал от скандалов с тещей. Наоборот – получал удовольствие, и с исчезновением ссор пропал и тот азарт, который он испытывал, возвращаясь по вечерам домой. «Поскандалит – не поскандалит? Пьем сегодня с Котиком – не пьем?» Внутреннее оправдание для попоек с Котиком было необходимо, потому что без него Мишка не чувствовал свою правоту. А быть виноватым Левушин не любил.
Он попробовал пару раз напиться с Котиком просто так, но ощущения были не те. Подумаешь – напился и напился. Ну, жена поругалась. Голова болела наутро. Но чувства удовлетворения-то не было!