– Я только чешуйку на серьги хотела отколупнуть. – Младшая царевна взглянула на воеводу синими глазищами и приготовилась заплакать.
Против взгляда Елены Прекрасной Потап был беззащитен, а уж против слез ее – и подавно.
– Куплю я тебе серьги новые, Еленушка, – пообещал он.
Елена плакать мигом раздумала, просияла белозубой улыбкой, но все одно решила заполучить чешуйку. Потап на царевну засмотрелся, сам улыбаться начал. Но царь Вавила сильно рассердился – Змей от боли да неожиданности мог огнем плюнуть, людей покалечить да Городище поджечь.
– Я тебе сейчас покажу и чешуйку, и серьги! – строго сказал он, вспомнив, что дочери проигнорировали его приказ оставаться в тереме. – А ну марш в светелку, и чтобы носа не показывали! Все трое.
Девицы, понурив головы, побрели во дворец, а царь подошел к Змею.
– Ну зачем, скажи на милость, тебе такие жены? – спросил он, глядя царевнам вслед. – Я-то, понятно, отец, мне деваться некуда, но ты-то, ты зачем добровольно такую беду на свои головы кличешь?
– Сказал, что женюсь, – значит, женюсь, – прорычал старший брат, пресекая попытки Озорника и Умника согласиться с царем.
– Ты, Змеюшка, подумай, – увещевал Старшого царь, – я с самого их рождения покоя не знаю. То у трона ножки подпилили, и я перед гишпанским послом осрамился, то полы какой-то дрянью натерли, что посольство аглицкое чуть не убилось. А когда Василиса иностранные языки выучила, то до войны дело дошло. Старшую переговорить невозможно, средняя из мужских портов не вылазит, только Еленушка радует. – Вавила немного подумал и добавил: – Когда молчит.
– Нет, царь, не уговаривай, – упрямо ответил Старшой. – Мое слово твердое. Сказал – умыкну царевен, значит, так тому и быть!
– Пока что они тебя умыкнули! – рассердился царь. – Ну и сиди на цепи, ежели тебе так приятнее!
И пошел прочь, дела государственные справлять. Народ тоже долго на Горыныча не глазел, разошлись кто куда, и остался Змей в гордом одиночестве.
День прошел быстро. Царевны просидели в своей светлице под домашним арестом. Василиса весь день не отрывалась от книги. Марья тоже нашла занятие, впрочем, она и так никогда не сидела сложа руки. И только Елена вела себя необычно – не ныла, не плакала, на судьбу не жаловалась. Болтать без умолку тоже не стала. И что самое удивительное, в зеркальце ни разу не взглянула, чтобы проверить, все ли с ее красотой в порядке. Старшие сестры не стали доискиваться до причин этих перемен в поведении младшей царевны. Оно и понятно – если бы младшенькая себя вела как обычно, то просидеть с ней в одной комнате целый день было бы невозможно. Долгое присутствие Елены для окружающих обычно заканчивалось головной болью.