– Потапушка, ты не ушибся?! – Елена Прекрасная всхлипнула и утерла набежавшие на глаза слезы.
Ласковое слово, что сорвалось с губ самой красивой царевны, согрело душу воеводы. С того самого часа, как Потап увидел бегущих голышом царевен, он решил, что женится. Богатырь был влюблен в Елену Прекрасную давно и хотел просить ее руки, но его останавливал страх перепутать нареченную с одной из сестер. Когда царевны молчали да в одинаковую одежку обряжались, отличить их друг от друга было невозможно. А на что ему, спрашивается, всезнайка Василиса? Или того хуже – Марья Искусница, с которой и поговорить-то нельзя, лишнего слова не вымолвит, всегда серьезна, всегда в делах? А Елена Прекрасная легка, смешлива и его, Потапа, слушает открыв рот. Так вот, когда Потап увидел царевен в чем мать родила, то заметил, что Марья слишком худа, Василиса чуть полновата, а Елена стройна, как березка. И родинка повыше пупка только у нее имеется. Потап так размечтался, что очнулся от грез, лишь когда ему на голову упала веревка с привязанным на конце камнем – для груза.
– Ох, – только и смог вымолвить царь Вавила, когда их, перемазанных с головы до ног землей, вытащили наверх. – Пойдем-ка, Потапушка, сполоснемся в пруду.
Вавила даже не ворчал на воеводу. Тот ему нравился, и царь-батюшка втайне мечтал, что добудет Потап себе царство, а тогда и царевну ему в жены отдать можно будет. Царь давно заметил, что Потап на Елену заглядывается, но сейчас неровня он царской дочери, неровня!
Об этом он и хотел поговорить наедине, потому и увлек воеводу к пруду. Но поговорить им не дали – следом увязались царевны, а за ними дружинники, которым было приказано не спускать с девушек глаз. Царь вздохнул и нагнулся к воде, но тут же отшатнулся – возмущенно булькая, со дна всплыл рассерженный Водяной.
Пруд уже по самые берега наполнился водой, только на поверхности меж кувшинками да лилиями вареная рыба плавала, чему люди немало удивились. Да и берег весь будто кто перепахал сначала, а потом еще и огнем опалил.
Водяной был под стать пруду – растрепанный, ошпаренный. Копна ряски, что заменяла ему волосы, была перепутана, местами целые клоки выдраны. Один ус короче другого, а борода и вовсе – срам какой! – отсутствует. Нос Водяного повис, словно кабачок, уши тоже грустно поникли, а перепончатые лапы то и дело прикладывали ко лбу компресс – большую болотную жабу. Жаба активно протестовала против применения своей особы в медицинских целях, но тщетно – Водяной макал ее в воду и снова подносил к горящему лбу. Зеленая кожа подводного хозяина пузырилась волдырями, а лицо было облеплено пластырями из кувшинок. Толстые губы Водяного сложились в унылую линию, а глаза под лохматыми бровями имели среднее выражение между великим расстройством и не менее великим негодованием. Когда Водяной говорил, то пришлепывал распухшими губами и всхлипывал, от этого его речь была похожа на бульканье.