– Вижу, вы недолюбливаете детективов… – улыбнулся Танин.
– Нет, просто я хочу, если уж мне обещали неофициальную обстановку, в ней и общаться и не смешивать кислое с пресным, – решительно заявила она.
Танин молча поднялся с дивана и включил проигрыватель для лазерных дисков. Широкими волнами в комнату вплыл низкий грудной голос Нины Саймон.
– Так лучше? – улыбнулся он.
– Под это не танцуют, – разочарованно тряхнула головой Стася.
– Давай попробуем. – Танин резко перешел на «ты», не боясь, что такую разборчивую особу, как Стася, покоробит подобная фамильярность.
Стася лениво встала с дивана и подошла к Китайцу. Она была на несколько сантиметров выше его – он не разрешил ей снять босоножки. Стася с беззаботной грацией капризной девчонки, которой все позволено ее папой-мафиози, стянула с Танина пиджак. Увидев кобуру, она тронула рукоятку «макарова» и вынула пистолет.
– Так ты знаешь про эти десять процентов? – Китаец притянул ее к себе и обнял.
Стасина рука с пистолетом оказалась у нее за спиной.
– Знаю. Меня это не очень интересует, – улыбнулась она, отстраняясь и шутливо целясь в Китайца. – Ты не боишься, что он выстрелит?
– Это не смешно, – нахмурился Китаец.
– Ты нервничаешь?
– У меня нет причин нервничать, просто я не хочу мешать кислое с пресным, – с упрямым видом сказал он.
– Ты считаешь нашу встречу чем-то пресным? – натянуто хихикнула она.
– Я считаю ее острой приправой к причудливому блюду, которое мне только еще предстоит отведать… – засмеялся он.
– Повеяло чем-то китайским… – напряженно всматриваясь в лицо Китайца, проговорила Стася.
– То есть?
– Хитрое восточное красноречие, уклончивое и опасное…
– У тебя богатое воображение. – Он снова притянул Стасю к себе и, несмотря на ее протесты, зажал ей рот долгим поцелуем.
Едва его руки легли на голую спину Стаси, его пронзило жгучее желание. Стасин рот был нежным и влажным, словно обитая бархатом пещера. Когда поцелуй был прерван, она не оттолкнула его, а, наоборот, обняла за талию, бросив «ПМ» на кресло. Он взял ее голову в ладони и принялся медленно, сдерживая желание, становившееся с каждой секундой все более неукротимым, целовать ее пылавшее от возбуждения и гордости лицо. Потом нашел молнию на платье, расстегнул и заставил его соскользнуть на пол. Стася осталась в узких черных трусиках. Ее пальцы лихорадочно теребили пуговицы на его рубашке, потом сделали попытку расстегнуть ремень.
Когда, нагие и нетерпеливые, они оказались в спальне, на кровати, Китаец без промедления овладел ею. Стася вздрагивала и стонала, подчиняясь его воле. Ее тело было гибким и податливым, словно зрелая виноградная лоза, не утратившая упругости и силы. И он, как опытный садовод, заставлял ее то стелиться по земле, то подвязывал, вознося навстречу солнцу плотской радости, то позволял изгибаться, следуя естественным контурам. Едва она затихла, обессиленная наслаждением и полная сонного покоя, он снова вошел в нее. На этот раз Стася была еще покорнее и откровеннее.