– Я говорила, что Эванс поддерживал отношения с Борисоглебским…
– Директором «Космоса»?
– Да. Он, этот Борисоглебский, – человек мафии. Той группировки, которая хочет скупить акции Эванса, а потом и Урутаева смести.
– А если поподробнее?
– Зачем тебе это? – удивилась Наталья.
– Пригодится. А почему бы Питеру не обратиться за помощью к своим мафиозным друзьям? Ах да, он не может, они сами рады сожрать его…
Китаец еще много интересного узнал об Эвансе, мафии и мэрии. Когда пришло время расставаться, Наталья, утомленная и немного встревоженная, повисла у Китайца на шее.
– Останься еще на пару часов.
– Я должен завтра быть в форме, – решительно отверг он ее просьбу.
Прощание получилось несколько скомканным. Слишком быстрым, по мнению Натальи, слишком эмоциональным – по мнению Китайца. Сокращая время расставания, он хотел одним прыжком преодолеть оцепенелое пространство своей завороженности телом Натальи, таким гибким и податливым, ее бледной прозрачной кожей, собственной страстью и той сладкой расслабленностью, которую приносит удовлетворение. Если он и бредил на пороге ее роскошной квартиры, то – завтрашним днем.
Когда охранник отпер ему входную дверь, он со всей остротой человека, установившего со временем свои особые отношения, почувствовал, что его новая любовница осталась далеко позади, на вечнозеленом острове уплывающей в небытие ночи. И если завтра он встретится с ней или позвонит, то это будет уже другая женщина, с которой ему придется сличать образ сегодняшней Натальи. Он найдет, что у этих двух женщин одни и те же глаза, руки, волосы. Но это ничего не даст. Потому что в нем уже поселилось тоскливое чувство утраты, мучительное сознание необратимой потери именно этой Натальи, подобно аромату духов, овеянной волшебством навсегда ускользнувших минут.
Женщины думали, что в его жилах течет яд непостоянства, а на самом деле это был яд времени, которое никогда ничего не возвращает…
* * *
Единственный рейс из Москвы должен был прибыть в Тарасов в десять утра. Китаец поднялся в восемь, сделал несколько специальных упражнений и, прихватив халат, отправился в ванную. Он принял контрастный душ, что окончательно взбодрило его, побрился и, надев халат, пошел на кухню. Вынул из холодильника пакет молока, поставил на стол. Небольшой медный котелок, в котором он варил себе по утрам какао, стоял здесь же на столе. Стенки котелка были покрыты толстым слоем засохших пенок, которые постепенно, день за днем, нарастая, уменьшали его объем. Когда слой пенок становился таким, что в котелок переставала помещаться чашка какао, Китаец мыл его. Это случалось несколько раз в год, а в остальное время, налив себе чашку горячего напитка, Танин просто оставлял котелок на столе до следующего утра.