– Ребята, давайте напишем ей еще письмо!
Комсорг был доволен: в письме упоминалось о его рисунке, в котором он изобразил подвиг Якова Уварова.
– Надо написать, - поддержал Шахаев. - Кому же поручим? - и он посмотрел на разведчиков. Те поняли и в один голос закричали:
– Наташе!.. Наташе!
– Хорошо, я напишу, - сказала она и вдруг разрыдалась. Она плакала, но не чувствовала прежней тяжести, и слезы были не так горьки, как прежде: сейчас они облегчали. Она поднялась с бревна, на котором сидела до этого, и направилась к своей хате. У крыльца вспомнила:
– У кого там фурункул, товарищи? Пусть зайдет ко мне!
Теплый ветерок трепал ее волнистые светлые волосы, непокорно выбивавшиеся из-под пилотки. Шахаев, проводил девушку долгим взглядом, удовлетворенно вздохнул.
Он подозвал Панина:
– Слушай, Сeмeн, почему Вера перестала ходить к нам?
Сенька, застигнутый врасплох, в замешательстве нe мог сразу ничего сказать парторгу.
– То есть... как почему? А чего ей тут делать?
– Пусть ходит и дружит с Наташей. A ты дурака не валяй.
Сенька не ответил, но к вечеру, будто по мановению волшебной палочки, толстощекая Вера уже сидела в Наташиной комнате. Подружились они так быстро, как могут подружиться только девушки и то лишь на войне. Об Акиме Вера не спрашивала: это было бы слишком больно для ее новой подруги. В конце концов она начала рассказывать о себе, о своей дружбе, о любви к Сеньке и о том, как все-таки трудно девушкам на фронте, особенно если девушка одна среди ребят. Наташа, казалось, слушала внимательно. Однако, когда Вера спросила ее о чем-то, Наташа не ответила. Она думала о себе, о парторге, о матери Уварова и ее соседке, которая поддержала Кирилловну в большом горе и не дала ей упасть, и Наташе хотелось обнять всех этих хороших, умных и добрых людей. Думала Наташа и о разведчиках. Люди эти, огрубевшие на войне, убивавшие и убивающие врагов, - эти самые люди окружили ее трогательной заботливостью.
– Страшно неудобно... кругом хлопцы, - продолжала рассуждать Вера. -Конечно, ведь мы тоже солдаты. Вот некоторые бойцы и относятся к нам только как к солдатам. А ты знаешь, Наташа, мой Семен пропал! - вдруг сообщила Вера.
– Как пропал? - отвлеклась наконец от своих мыслей Наташа.
– Опять Акима искать... Знаешь, Сеня просто места себе не находит. С ним сейчас и говорить невозможно. Потемнел, худой стал - просто страшно за него. Ты знаешь, Наташенька, как он любил твоего Акима!.. А тут они еще поссорились с ним из-за чего-то. Вот Сеня и мучается. Боюсь я за него, Наташенька! - пухлые губы Веры покривились, и была она похожа сейчас на большого ребенка, готового расплакаться.