– Да это я так, – боцман пожал плечами, – решай сам.
– Вот я и решаю, – сказал Рок, закашлявшись, – иди, отсчитай «капусту».
Деньги завернули в пластиковый пакет, который привязали к опущенному с танкера линьку, и, шурша на ветру, он стал быстро подниматься на борт «Дальнефти».
Рок выдержал некоторую паузу, чтобы дать возможность наверху пересчитать деньги, и проговорил в микрофон:
– Ну что, Гарри, все в порядке?
– О’кей, Рокотов, – облегченно ответил старпом, – с тобой приятно работать. Будет еще нужда – обращайся.
– Семь футов под килем, – отозвался Рок и, отключив рацию, добавил: – Парень неплохо заработал.
– Все равно, Рок, – заметил боцман, – не хотел бы я служить на танкере. Представляешь, какая тоска?
– Представляю.
В кают-компании царило радостное оживление. Несмотря на то что ром по-прежнему, выражаясь словами боцмана, кис в трюме, захваченный в сражении трофей, а именно – больше тридцати тысяч долларов, послужил причиной веселого возлияния. И хотя почти треть денег ушла на солярку, моряки не испытывали особого разочарования. Только Лешка высказался в том смысле, что за такие деньги можно было бы купить себе квартирку на материке. Ему возразил нестройный хор голосов, и вскоре разговор вошел в свое обычное русло: о бабах, прошлых походах в далекие страны и о крепкой моряцкой дружбе. Рок выпил полстакана рома и удалился в свою каюту. С командой он провел не больше двадцати минут, да и в течение этого времени не выказывал особой радости. Череватенко спросил, почему у него такое мрачное настроение, на что Рок небрежно усмехнулся и пожал плечами.
И теперь Рок лежал, не сняв обуви, на люле и тоскливо смотрел в подволок. Он был измотан скорее морально, чем физически, его одолевали грустные воспоминания о прошлом. К ним примешивались угрызения совести и досада от того, что его подставили. И хотя он, как мог, поправил положение, и нынче команда, повинуясь коллективному духу, забыла на время об огорчениях и праздновала победу, у него на душе скребли кошки. Он закрыл глаза и снова увидел бледное лицо своей сестры с синеватыми кругами под глазами. Приподнял веки, но лицо не исчезло, оно висело в воздухе, сияя отраженным от лампы светом.
Не в силах больше оставаться без движения, он встал и сел за стол. На нем стояла початая бутылка рома, которую он унес с собой, и стакан. Рок наполнил его на две трети и залпом выпил. Напиток обжег горло и горячей волной заструился по жилам. В голове зашумело, потом шум превратился в тусклое, вязнущее в серой мгле извилин жужжание, неся минутное забвение. Чтобы продлить этот сеанс воцарившегося равнодушия, Рок выпил еще полстакана. На этот раз ром накрыл его пепельным облаком немоты, в которой копошилась спокойная уверенность в том, что в жизни нет ничего такого, чем можно было бы дорожить. Но постепенно из этой мысли, будто ответвление, в сознание протянулась нить прежней, неубитой досады и сожаления. Рок поморщился, словно единым мускульным движением мог оборвать эту тоскливо торкавшуюся в висок ветку. Когда он наливал третью порцию, заметил, что руки дрожат. Это вызвало у него усмешку. И тут в дверь раздался стук.