– Для первого раза довольно с него плетей.
– Почему же, отец атаман?!
– За то, что пищаль удержал в руках, достоин казак смягчения.
– Да он ведь чуть не порушил твою атаманскую жизнь.
– Так не порушил. Помиловал, - усмехнулся Степан Тимофеевич, рукой проведя по темени: там шишка была с кулак.
Однако неделю спустя, когда заснул в дозоре другой казак, Разин первым сказал:
– На виселицу!
Строг был Степан Тимофеевич. Ой как строг! Умел он карать. Но умел и помиловать.
Не был Разин святым. Мог и сам выпить. Однако приходил в страшный гнев, когда люди перепивались.
А такое случалось.
Особенно падок к вину был казак Гавриил Копейка.
Встретил Степан Тимофеевич однажды Копейку. Разило спиртным от казака, словно из винной бочки.
Почуял Степан Тимофеевич запах:
– Пьян?!
– Никак нет, отец атаман! - нагло ответил Копейка.
А вранья Разин и вовсе терпеть не мог.
Встретил Степан Тимофеевич второй раз казака. Еле стоит на ногах Копейка. Глаза мутные-мутные. Осоловело на Разина смотрит.
– Пьян?!
– Никак нет, отец атаман! И не нюхал.
Не тронул Разин и на этот раз казака. Но пригрозил расправой.
Не помогло.
И вот как-то казак до того напился, что уже и идти не мог. Полз Копейка на четвереньках. Полз и наткнулся на Разина.
– Ирод! Ты снова пьян?!
– Ни-ни-как нет, о-о-тец ата-та-ман. - Язык у казака заплетался. Я-я ки-ки-сет обронил в тра-тра-ве.
– Ах ирод! Ах тараруй!>[2] - Обозлился Степан Тимофеевич страшно. - Эй, казаки, - плетей!
При слове "плетей" хмель из Копейки выдуло ветром. Повалился он Разину в ноги.
– Прости, атаман.
– Умеешь пить, умей и похмель принять, - сурово ответил Разин.
Когда притащили лавку и плети, Степан Тимофеевич скомандовал:
– Десять ударов!
Всыпали.
– А теперь и ещё сорок!
– За что же, отец атаман?
– За враньё, за тараруйство, - ответил Разин.
Не любил Степан Тимофеевич врунов. Ложь - самым великим грехом считал.
Казак Ксенофонт Горшок втёрся в доверие к Разину. Началось всё незаметно, по мелочам. То прочистит трубку Горшок атаману, то пыль из кафтана выбьет, то подведёт под уздцы коня. Понадобится что-то Разину, Горшок тут как тут. Даже в баню ходил со Степаном Тимофеевичем, тёр атаманскую спину.
– Средство моё надёжное, - говорил казакам Горшок. - Я своего добьюсь. Я первой особой при отце атамане стану.
И правда. Не заметил Разин и сам того, как стал при нём Горшок человеком незаменимым, во всех делах чуть ли не первым советчиком. Но самое страшное - стал Горшок шептуном. Трёт он в бане атаманскую спину, а сам:
– Отец атаман, а сотник Тарах Незлобин выпил лишку вчера вина и словом недобрым тебя помянул.