— Где ты видывал такое сукно? — приговаривал Меншиков. — А ведь наше, российское, наше. Говорил я тебе — Меншиков все может, всех солдат в такие кафтаны оденет.
— Не хвастай, не хвастай, — говорит Петр.
А самому приятно. Добротный кафтан, ничего не скажешь. Напряг Петр спину, согнул локти — крепкий кафтан, не рвется. Отдал Петр приказ закупить у Меншикова сукно для целой армии.
А вскоре Петр был на ученье. Солдаты рыли рвы, ползали на брюхе, ходили в штыковую атаку. Ученье прошло хорошо. Однако, когда солдаты построились, Петр посмотрел и ахнул. Оборвались совсем солдаты. У одного пола отвалилась, у другого дыра через всю спину, у третьего вместе с пуговицей клок выдран.
Подбежал Петр к солдатам, схватил первого попавшегося за мундир, дернул — сукно, словно вата, так и поползло. Подбежал к другому — то же самое. Сукно на мундирах оказалось гнилое.
Налились кровью Петровы глаза, забегали по рядам. Содрал Петр с одного из солдат кафтан, подбежал к генералу, в нос тычет, кричит:
— Кто сукно поставлял?..
Растерялся генерал, захлопал глазами, еле проговорил:
— Александр Данилович Меншиков.
А в это время Меншиков принимал иностранных послов. Ходил Александр Данилович важный, как попугай наряженный: в кафтане желтого цвета, в белых чулках, в башмаках с золотыми пряжками, в парике, словно львиная грива.
Ходит Меншиков по залу, беседует с послами, а сам нет-нет да и в зеркало взглянет. Нравился себе Меншиков.
Послы интересовались хозяином дома, спрашивали, древнего ли рода Меншиков, кто его предки. Меншиков врал, что еще при Александре Невском его род на всю Русь славился.
И вдруг слышит Меншиков на лестнице страшный грохот. Потом удар в дверь, словно ядром из пушки, и в комнату влетает Петр. Посмотрел Меншиков — в руках у Петра солдатский мундир. Понял Александр Данилович недоброе, прикусил губу.
— Такое твое суконце? — еще с порога комнаты закричал Петр. — Гниль подсунул, обманул!
Подлетел Петр к Меншикову — и со всего размаха по лицу кулаком. Раз, два — слева, справа.
— Заелся, — кричит, — зажирел! Вором у государства стал! Прогоню, сгною, пирогами вновь торговать заставлю!
Укрывается от увесистых ударов Меншиков рукой, размазывает шелковым кафтаном кровь по лицу, а сам причитает:
— За что, государь, за что? Видит бог, вины моей тут нет!
— И бога еще приплел! — кричит Петр. — Вины, говоришь, нет? Вот я те покажу «вины нет»! — и снова бьет Меншикова наотмашь, во всю силу.
Выбрал Меншиков удобный момент, глазами Петру на послов показывает: мол, неудобно.
— Пусть смотрят, — говорит Петр, — пусть знают, какой ты есть вор! и продолжает бить.