— Ура! — закричал Попеншток и побежал вниз с крепостной стены.
Он вскочил на лошадь и вылетел пулей из крепости. Хотел Попеншток и тут оказаться первым. Горн видел, как его белая лошадь, вздымая пыль, галопом мчалась по полю. Попеншток подскакал к русским, рубанул налево, направо, повернул коня и помчался к войскам Шлиппенбаха. Вот он подлетел к шведам, соскочил с коня и бросился обнимать какого-то офицера.
— Молодец! — шептал Горн. — Молодец, Попеншток! — И восторженно смотрел на корнета.
Но что такое? Потеряв шляпу, Попеншток несется назад. Вслед ему раздаются выстрелы. Шведы стреляют в шведов! Схватил Горн трясущимися руками подзорную трубу, стал искать Шлиппенбаха. Вот и он на коне, в окружении шведских знамен. Но — о святая Мария! Горн смотрит и не верит своим глазам: на коне в костюме шведского генерала сидит царь Петр. А те, кого Горн принимал за солдат Шлиппенбаха, схватив ружья наперевес, дружно бегут к открытым воротам крепости.
— О боже, о боже! — закричал Горн. — Ворота, скорее закрыть ворота!
Генерал побежал вниз. У самых ворот он столкнулся с Попенштоком. Подскочил Горн к Попенштоку, осадил его белую лошадь, сдернул седока на землю.
— Вы, вы!.. — кричал, задыхаясь, Горн. — Вы, Попеншток, мальчишка! О боже, о боже! Это все вы! Ну, где же ваш Шлиппенбах?! Рядовым, в карцер, под суд! О святая Мария! О святая Мария!
Около трети нарвского гарнизона полегло в машкарадном бою.
По случаю удачной выдумки в русском лагере шло веселье. Меншиков ходил важный, приговаривал:
— Бивали мы этих шведов запросто. Что нам шведы!
— Умолкни! — крикнул Петр. — Хоть ты и герой, да похвальбе знай меру! Тьфу, тошно смотреть!
Бабат Барабыка был барабанщиком в бомбардирской роте. На всю армию не было второго такого умелого барабанщика. Выбивал Барабыка и маршевую дробь и все сигналы воинские знал исправно.
А еще Барабыка был известен тем, что разговаривал с самим генералом Горном.
Было это так.
30 июля, в воскресенье, русские начали обстрел Нарвы. Стреляли по бастионам Виктория и Гонор. Отсюда, пробив в стене брешь, хотели штурмовать город. Семь дней не отходили от пушек бомбардиры. Не отходил и Барабыка. Отложив в сторону барабан, подтаскивал ядра, засыпал в пушки порох. На восьмой день бастион Гонор осел. Земляная насыпь вокруг него обвалилась в ров.
— Ну, — заговорили солдаты, — теперь готовься к штурму.
В это самое время Барабыку вызвали к царю. Посмотрел Петр на раскосые глаза Бабата.
— Татарин? — спросил.
— Калмык, — ответил Барабыка.
— Ишь ты! — усмехнулся Петр. — А тоже солдат.