– В Москве тоже, – с трудом выговорил Владимир.
– Только там до царя близко, дэлают вид, щьто работают!.. А тут другие хозяева, и ты попал, барран! Никто тэбя валить нэ будет, но только еслы не побэжищ в мусарня! Филипыч тэбэ первый навешает! А если во Владивостоке будещ жаловаться, то еще хуже будэт!
– Дикость какая-то, – произнес Влад. – А я думал, что бандитский беспредел в девяносто пятом закончился. Даже в девяносто четвертом. И что сейчас это не модно. Думал, что все поделено и что каждый стрижет свою поляну. А ты тут по широкому профилю: торгуешь в Хабаровске, грабишь под Владивостоком! Кто же тут весь этот беспредел держит, или в самом деле местные авторитеты с ума посходили?
– Сам поняль, щьто сказаль? – еще больше щурясь, сказал Аветисян. Арам за спиной Свиридова отрывисто захохотал, и в этот момент Фокин, развернувшись, шлепнул его раскрытой ладонью так, что щуплый армянин отлетел метра на три в сторону и сильно ударился головой о только что починенную им (по крайней мере, он сам так утверждал) свиридовскую «Хонду». Правда, за доли мгновения до того он успел вытянуть перед собой шампур и вонзил стальной клинок в тело Афанасия возле правого плеча. Шампур вошел глубоко, его кончик вышел даже из спины Афанасия возле лопатки.
Фокин прохрипел что-то жуткое и пошатнулся, а Аветисян вскинул пистолет и выстрелил в Свиридова. Владимир еле успел среагировать – еле успел грубо швырнуть свое тело далеко в сторону, на влажную утреннюю траву в длинном, мгновенном, как распрямившаяся мощная пружина, прыжке. Сухо рявкнул «ствол» Аветисяна, раскатился – раз, другой! Свиридов перекатился через голову, фонтанчики пыли взрылись в том месте, где он только что был… Владимир успел спрятаться за крыло «Хонды», а Афанасий, воспользовавшись краткой передышкой и тем, что Аветисян полностью сосредоточился на стрельбе по Свиридову, вырвал из своего тела шампур и, коротко крякнув, швырнул его в Аветисяна.
Не зря Фокин в свое время сдал «капелловский» зачет по метанию боевых спецназовских ножей на «отлично»: он попал. Правда, он попал не в горло, куда метил, а всего лишь в руку, но и этого хватило: Аветисян вскрикнул, едва не выронил пистолет и схватился за проткнутую насквозь руку. Влад пошарил взглядом по сторонам и, наткнувшись на сверток таких же шампуров, выдрал из связки один и, выпрямившись, метнул в Аветисяна. Шампур попал в армянина в тот самый момент, когда он, изрыгая брань на своем языке, уже стрелял в Фокина.
Выстрелить-то он выстрелил, да не туда: пуля ушла в небо. Потому что брошенный Свиридовым шампур угодил прямо под кадык кавказца. Прошел через смуглое горло и вышел возле основания черепа. Аветисян, верно, просто не успел понять, что он уже мертв. Он издал короткий клокочущий хрип, тело скомкали мгновенные конвульсии – и кавказец рухнул на спину, захлебнувшись потоками собственной крови.