Юля пожала плечами и произнесла:
– Залезайте, говорю. А то я ведь долго ждать не буду. Как бы эти пикникующие за нами не увязались. Они как-то мне сегодня не понравились. Особенно этот майор Иван Филипыч и черножопый в багажнике. Он еще труп из себя изображал.
Свиридов не заставил себя долго ждать и сел на переднее сиденье, а сзади, сопя и кряхтя, расположились соответственно Фокин и Петя-Мешок. Последний, по всей видимости, был накоротке с Юлей, потому что без околичностей открыл дорожную аптечку и стал перевязывать палец, который он порезал, судя по серьезности повреждения, какой-то особенно кровожадной травинкой. При этом он истово стонал и охал.
– Вы, ребята, случаем, не на гастроли приехали? – спросила Юля, срывая машину с места. – Не в цирке работаете, нет? А то весело, знаете ли…
– Весело, – ворчливо перебил ее Свиридов, – нарочно не придумаешь…
В самом деле. Если бы Свиридов мог предполагать, что этот спутанный клубок противоречивых, нелепых и порой откровенно комичных обстоятельств сыграет все-таки решающую роль в исполнении его зловещей миссии на Дальнем Востоке – он не стал бы так ворчать. Как не стал бы бросать насмешливые взгляды в направлении помятого, окровавленного Фокина, который хмуро ждал своей очереди воспользоваться аптечкой. По чести следует сказать, что она, аптечка, была нужна ему куда больше, чем ипохондрику Пете-Мешку. Свиридов же искоса посматривал на Юлию, которая так эффектно представила ему свое обнаженное тело в окне кармановской гостиницы, и смутно предчувствовал, что эта встреча окажется для него немаловажной.
И, наверно, ЭТО было самым близким к истине ощущением, которое пережил Владимир в последние дни. У Владимира всегда была очень хорошая, тонкая интуиция – как уже говорилось, разросшаяся до едва ли не полноценного шестого чувства. Не скажу – почувствовать, но предположить… нет, вряд ли мог Свиридов хотя бы предположить, что даже смешные, однообразные и жалобные сентенции Пети-Мешка едва ли с улыбкой станет вспоминать он по прошествии не такого уж долгого времени…