– Я не против жизни с мужем, если он меня не трогает.
– Вы хотите детей?
– Нет.
– Почему? Ведь это вполне естественно.
– Не для всех.
– Почему не для вас?
– Зачем им появляться в таком мире?
– Это могло быть причиной, что вы их не имеете. Но почему не хотите – вот вопрос.
– Не вижу разницы.
– Вы пытаетесь найти рациональное объяснение тому, что только чувствуете.
– Может быть.
– Вы любите мать?
– Да… любила, – вовремя спохватилась я. – И люблю память о ней.
– Вам не кажется, что было бы разумно и справедливо, чтобы в мире появилось существо, испытывающее к вам такие же чувства?
– Возможно.
Я чувствовала себя очень странно; может, он все же дал мне лекарство? Я взмокла, как будто попала в турецкую баню.
– Если бы ребенка можно было завести без участия мужчины, вы бы и тогда не согласились?
– Какая, к черту, разница, согласилась бы я или нет? Я не хочу иметь детей, и все! Понятно? Дошло до вас?
– Понятно, что вы сердитесь, когда я задаю вопросы, на которые вы не хотите отвечать.
– Да! Но вы же сами говорили, что никогда не давите на пациента! Давайте сменим тему!
Минут десять никто из нас не произнес ни слова. Беда в том, что никуда не денешь свое тяжелое дыхание. Я следила за тем, как вздымается брошь на платье.
– Вас пугает мысль о рождении ребенка?
– Что?
– Вы боитесь родов?
– Я уже сказала, меня это не интересует!
– Какие ассоциации вызывает у вас слово «роды»?
– Сон под наркозом. Хорошо бы мой психиатр принял чрезмерную дозу снотворного. Я вообще удивляюсь, зачем он родился на свет. А я сама зачем? Лучше бы все врачи на свете передохли. А ещё лучше, пусть бы весь мир сгинул. Дети-уроды. Монстры. Вновь проклятые часы бьют одиннадцать. Если ты… – Я запнулась.
– Какие часы?
– Те, что у мамы на кухне. Я ненавижу их до смерти. Словно кошмарный гробик. У них спереди стекло. В верхней части циферблат, а на нижней нарисованы попугаи. Это был бабушкин…
– Расскажите подробнее.
– О чем?
– О часах.
– Чайник на плите. Закипает вода. Уголь кончается. Люси Пай. Холодно. Нужны ещё одеяла.
У меня вырвался странный всхлип, который я задавила кашлем.
– Было холодно? – спросил Роумэн… помолчав.
– Холодно? Разве я говорила, что мне было холодно?
– Вы сказали, нужны одеяла.
– Нет, мне было тепло, так тепло… Всегда было тепло, пока не раздавался тот стук в окно. – Пот, катившийся у меня по спине, внезапно вызывал озноб, и я вздрогнула: мне действительно тогда было холодно. Казалось, я никак не смогу унять дрожь.
– Почему папа стучит в окно? – продолжала я. – Почему он не войдет, как обычно? Почему меня нужно выгонять?