– А мама?
Только закончив говорить, я вдруг сообразила, что описывала вовсе не отца, а маминого брата Стивена.
Последовала долгая пауза.
– Я плохо помню маму.
– Вообще ничего?
– Немного. Невысокая, с широкими скулами и очень строгая. Много работала; мы были бедны и она отказывала себе ради меня во всем. Я всегда должна была выглядеть прилично. Это было самым главным. Каждое воскресенье она водила меня в церковь.
Чуть подождав, Роумэн спросил:
– Что-нибудь еще?
– Нет.
– Вы уже рассказали мне о своей матери гораздо больше, чем об отце.
Еще минута молчания.
– Я только не совсем понял, почему вы были бедны.
– А что тут непонятного? У нас просто не было денег. Это и есть бедность.
– Но ваш отец работал?
– Насколько я помню, да.
– Вы, несомненно, получали пенсию, как сирота.
– Не помню. Скорее всего, Люси Пай получала её за меня.
– Через сколько месяцев после смерти отца умерла ваша мать?
– Примерно через девять.
– А потом вас взяла к себе миссис Пай?
– Мисс Пай.
– Можете рассказать мне о ней?
Я описала Люси.
Так беседовать было совсем неплохо. Три четверти часа говоришь правду, а последняя четверть тем временем закрепляется в твоей памяти, и можно вертеть её, как тебе нравится.
Если на вопрос не хочется отвечать, достаточно сказать, что не помнишь.
Когда я умолкала, Роумэн не подгонял, и пару раз я мысленно возвращалась к тому чудному сну наяву, случившемуся в воскресенье. Когда мы добрались до Гаррода, фургон для перевозки лошадей, заказанный Марком, был уже готов и ждал нас. Я кинулась искать Фьюри, а он уже мчался галопом навстречу, едва заслышав мой голос. Марк изо всех сил старался быть любезен, и я видела, что Гарродам он понравился. Он явно разбирался в лошадях и не торопил с отъездом. Наконец, около трех мы тронулись в обратный путь, забрав фургон; уже в сумерках добрались до дома, и я пустила Фьюри погулять в загоне, потом прокатилась на нем без седла кругов пять, чисто для удовольствия и чтобы он понял, что мы снова теперь будем вместе.
– Вы были единственным ребенком? – перебил мои воспоминания доктор Роумэн.
Я с трудом вернулась к теме разговора и услышала, как бьют часы. Все, по крайней мере, на сегодня, и я могу забыть обо всем до пятницы.
– Брат умер при родах.
– Сколько лет вам тогда было?
– Точно сказать не могу.
– Вы этого вообще не помните?
– Нет.
– А вы помните что-нибудь о смерти отца? Помните, как пришло это известие?
– Нет, – ответила я и задумалась.
– В этом нет ничего необычного. У вас замечательная память. Совершенно исключительная, вы почти не задумываясь называете даты и все такое.