– Здесь же все отмыли! – сразу охрипшим голосом сказал священник.
– Вряд ли, – не согласился Медведев. – Ковалев никому не разрешал сюда войти. Мы, можно сказать, первые.
– Здесь же человек двадцать порезали! Не меньше! Я сам слышал, как они кричали!
– Вы что-то путаете, батюшка, – мягко сказал Медведев. – По спискам здесь всего-то находилось двадцать два человека. Шестеро погибли в результате вооруженного сопротивления. Осталось четырнадцать.
Но отец Василий прекрасно помнил, как ругался Тохтаров: «Куда я восемьдесят шесть человек дену?!»
– Подождите! Здесь должны быть остатки документов! – Священник метнулся к знакомой кладовой, распахнул дверь и… там все было чисто. Впрочем, на полу виднелись остатки сажи, и он даже наклонился, чтобы убедиться в этом, но главного – самих документов, пусть обгоревших, пусть неполных – здесь не было.
– Здесь старые газеты лежали, Николай Иванович, – подошел к ним сзади Ковалев. – Они еще тлели. Я распорядился, чтобы вынесли, во избежание повторного возгорания.
– Вот видите, – мягко улыбнулся священнику Медведев. – Вы бы, батюшка, шли домой да отдыхали, вам после этого кошмара силы восстанавливать надо. Езжайте, я скажу шоферу, чтобы вас довезли.
– Но как же?! – не мог поверить в увиденное священник.
– Ковалев – человек опытный, да и люди у него знающие, квалифицированные. Они обязательно во всем разберутся. Так, Павел Александрович? – повернулся Медведев к Ковалеву.
– Мы уже начали работу, – заверил Ковалев. – Скоро выясним все, до мельчайших подробностей.
Отец Василий вспомнил того мальчишку на исповеди. Как он тогда сказал? «Коваль собирает тех, кто лично на него работать будет… парфеновское место занять хочет… только куда ему?..» – «Ошибся ты, парень, – прошептал священник. – Кому же еще, как не ему, на парфеновское место влезть». Отец Василий развернулся и побрел прочь – здесь ему делать было нечего, потому что на этой территории уже безраздельно правил Коваль.
* * *
Отец Василий шел домой словно пьяный. У него не было мыслей, да и о чем было думать; у него не было чувств, ибо чаша переполнилась, и только слова Иоанна Крестителя настойчиво стучали под черепной коробкой: «Уже и секира при корне дерев лежит, и всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь. Я крещу вас в воде в покаяние, но идущий за мною сильнее меня… он будет крестить вас Духом Святым и огнем…Он очистит гумно свое и соберет пшеницу свою в житницу, а солому сожжет огнем неугасимым…»
– Огнем неугасимым, – повторял и повторял священник. – Да, все так – огнем неугасимым.