Быть может, Жар‑птица, которая, судя по всему, огнем должна гореть, и как тогда ее в руки взять, эдакую жаркую да огнистую? А может, и вовсе какой коршун с когтями в десяток добрых кинжалов и клювом, загнутым и острым. Да мало ли о чем может думать всадник, скачущий по лесам и лугам удивительного края, мало ли какие мысли навевает горячее его сердце! Версту за верстой отмахивал Медногрив, вот уже и лес кончился, раскинулась к горизонту необъятная степь, куда ни глянь, только длинные стебли ковыля, да кое‑где мелькали белые ромашки вперемежку с желтыми головками лютиков. Обогнал Ваню и красный всадник верхом на верном своем Яровесте, взошло ясное солнышко, обсушило и обогрело. Вперед, вперед мчится Медногрив, несет на себе молодого всадника, который, по правде сказать, вовсе не былинный герой. Это только в сказках Иван‑царевич без трепета смотрит в лицо опасности, а бедный Ваня и на коне сидел только потому, что не умел толком с него слезать. Мчится Медногрив, торопится к царству владыки Далмата. Да вот только где оно? Не знает Ваня, не ведает, во всем на коня своего уповает: из стольких бед‑напастей вынес, авось и сейчас не подведет. А ковыльная степь все не кончалась и не кончалась, стелилась сама собой под копыта Медногрива, манила своим дымчатым покоем. Так и хотелось Ване спешиться и упасть на ковыльный ковер, раскинуть руки‑ноги, лежать и смотреть в ясное небо…
Перевалило уже за поддень, без устали летел Медногрив, не было степи конца‑края. И тут, откуда ни возьмись, на ровном месте без единого кустика, очутился молодой волк. Был он небольшим, но на вид очень грозным, белая шерсть сияла так, что глазам больно. Иван вздрогнул, понадеялся было на Медногрива — он‑де сдюжит, вынесет. Но конь взбрыкнул, встал на дыбы, резко забрал вправо, да так, что Ваня не удержался и рухнул на землю. Головой упал на острый камень, брызнула кровь, но боли Иван не почувствовал. Он потерял сознание.
А тем временем волк в два прыжка догнал Медногрива, бросился тому на спину, повалил, разорвал горло и брюхо. Очнулся Иван через несколько секунд, со стоном перекатился на живот и устало закрыл глаза. Видеть, как волк рвет Медногрива на части, не хотелось. Действие магического напитка давно прошло, и теперь Ваня чувствовал только сильную усталость, вызванную бессонной ночью и всеми произошедшими за последнее время событиями. Тело почти не слушалось, голова гудела, как котел, руки и ноги казались неподъемными. Ваня начал было задремывать, как вдруг его окликнули:
— Эй, ты живой там?