В соответствие с ясным смыслом повествования, чудеса насыщения были проявлениями сверхъестественной силы. Воистину, рационализировать их, значит лишать их всякого смысла. Легко сказать, что, когда ученики Христа поделились с толпой своим незначительным запасом провизии, их пример побудил остальных сделать то же, и так оказалось, что пищи достаточно для всех, - но это будет уже не евангельская история. Снова здесь все решает наша оценка личности Христа. Умножение хлебов было символом мессианского пиршества. Оно означало изобилие пропитания, которое люди могли найти в Христе, истинном хлебе Божьем. Если хлеб представлял здесь урожай земли, то рыба должна была представлять урожай моря. Более того, уместно вспомнить использование ранней церковью рыбы как символа Христа. Во всяком случае, большинство свидетелей чуда увидело в нем именно чудо. Весьма показательно притом, что, согласно Марку, Иисус помогает ученикам распознать истинное значение умножения хлебов в отрывке, всего на несколько стихов предшествующем признанию Его Петром как Мессии:
"Когда Я пять хлебов преломил для пяти тысяч, сколько полных коробов набрали вы кусков? Говорят Ему: двенадцать. А когда семь для четырех тысяч, сколько корзин набрали вы оставшихся кусков? Сказали: семь. И сказал им: как же не разумеете? (Map. 8:19-21).
Показательно, что между этими словами и Петровым признанием Иисуса Мессией оказывается рассказ об исцелении слепого в Вифсаиде, который обретает зрение постепенно, сначала видя людей, как ходячие деревья, а потом начинает видеть со всей ясностью (Map. 8:22 и далее) - в параллель ученикам, доселе только смутно сознававшим Его мессианство, но собиравшимся теперь ясно объявить устами Петра: "Ты - Мессия". И разве не это имел ввиду Иисус, спрашивая: "Как же не разумеете до сих пор?". И разве не эту великую истину символизировали среди прочих чудес чудеса насыщения?
Упомянем еще два чуда, чье толкование часто основано на недоразумении. Одно из них касается монеты во рту рыбы (Матф. 17:24 и далее). Эта история исследовалась в рамках формального критицизма. В ранней иерусалимской церкви часто должен был подниматься вопрос, должны ли евреи-христиане продолжать платить храмовый налог, пол-шекеля, взимавшиеся с каждого взрослого еврейского мужчины. Согласно некоторым формальным критикам, евреи-христиане пришли к решению, что, хотя на них не лежит такая обязанность, они будут продолжать платить налог, дабы не оскорбить чувства ортодоксальных евреев. Таково, стало быть, "реальное обрамление" рассказа о монете во рту рыбы. С этим можно бы согласиться, но, когда нас уверяют, что рассказ был придуман, чтобы приписать решение Иисусу и таким образом заручиться Его авторитетом, мы должны возразить. Вся проблема была снята с повестки дня в 70 г. с разрушением храма, а значит в то время, когда ее могли обсуждать в иерусалимской церкви, должны были оставаться в живых многие люди, отлично знавшие, произошло нечто подобное во времена Христа, или нет. "Реальное обрамление" таким образом вполне вероятно, но объясняет не сочинение рассказа, но его запись. Когда возникла проблема храмового налога, естественным вопросом стало: "Сказал ли что-нибудь об этом наш Учитель? Платил ли Он налог?" Тогда вспомнили указанный случай и зафиксировали его как прецедент. "Реальное обрамление" этой истории в условиях ранней церкви отнюдь не исключает предшествующее "реальное обрамление" того же случая в жизни Самого Христа.