– Мы зачешем их кверху и заколем шпильками, – деловито продолжала хозяйка ателье, трогая рукой мои волосы. – А потом запрячем под широкое кепи, и могу вас уверить, там их почти не будет видно. Вас абсолютно никто не узнает! О ля-ля!
…Вот так я превратилась в американского журналиста. Приказ шефа полиции, в котором он именовал меня «американской журналисткой», – подсказал мне мою будущую роль. Я назовусь корреспондентом газеты «Вашингтон пост», это поможет мне выполнить свою миссию, не вызывая особых подозрений, – ведь преступления – «хлеб» для журналистики.
…Не стану описывать, как я некоторое время прогуливалась по парижским бульварам (девушку во мне никто не опознал!), как наняла мотор и, проколесив в нем добрых полчаса по разным улицам и переулкам, названия которых я не знаю, подъехала к дому номер двести восемнадцать.
В глаза мне бросилось объявление при входе: «Сдаются свободные комнаты». Это было мне на руку, и я обратилась к консьержу с твердым намерением – воспользоваться случаем.
Консьерж вызвал хозяина – щуплого немолодого француза – и я, нарочно подчеркивая свое англо-американское произношение, сказала ему:
– Дорогой мосье, я только вчера приехал из Нью-Йорка и, услыхав о зверском преступлении, совершенном в вашей гостинице, решил написать о нем заметку в газету «Вашингтон пост», корреспондентом которой являюсь. Не будете ли вы столь любезны рассказать мне кое-какие подробности этого злодеяния?
– Видите ли, мосье, – уныло отозвался он, почесывая за ухом, – наши парижские газеты уже несколько раз брали у нас интервью и широко растрезвонили об этом событии. Честно говоря, любопытные зеваки нам изрядно надоели, не говоря уже о том, что мы понесли на этом убыток: некоторые жильцы тут же съехали с квартиры, словно им тоже грозит беда. Смешно, не правда ли? Только нам не до шуток: почти весь шестой этаж, где произошло преступление, опустел. Как вам это нравится, а?
Это действительно понравилось мне, потому что соответствовало моим планам, но я и виду не показала, а наоборот заявила, что от души сочувствую ему и даже хочу в некотором роде возместить его убытки, сняв одну комнату на несколько суток.
– А нельзя ли, – добавила я, – заглянуть хоть одним глазком в ту комнату, где все произошло?
– Увы, нет! – возразил он. – Полиция наложила печати на дверь, завтра должны прийти судебные эксперты. Да и к чему вам это? Труп давно убрали, там только грязь и беспорядок.
– Нам, журналистам, – с достоинством разъяснила я, – бывает существенно важно не только узнать детали происшествия, но и ощутить его атмосферу. Находясь в непосредственной близости от места драматических событий, мы как бы переживаем их сердцем, и тогда корреспонденция удается на славу. Надеюсь, вам это понятно?