Теперь каждое утро в соседнем парке можно было увидеть крепкого старика, который гулял по голой пока аллее в сопровождении сильно прихрамывающей девушки и двух собак, что тоже подросли, но все так же беззаботно носились, играя друг с другом, задирая попадающихся на пути кошек и вообще проявляя искреннюю радость по поводу наступившей весны и неожиданной смены наскучившего им маршрута утренних прогулок.
Отношения Антона Петровича и Лады крепли, хотя складывались далеко не так просто и безоблачно, как то могло показаться стороннему наблюдателю.
События той первой ночи перевернули души обоих.
Колвин не мог простить самому себе, что принял ее ласку, не смог воспротивиться, — наутро его жег стыд, смешанный с горькой, переворачивающей душу нежностью, — ведь Лада годилась ему в дочки… Антон Петрович вполне осознанно считал, что не имеет права пользоваться ею, но та вспышка, неистовое, последнее в жизни безумное исступление, когда он не сумел оттолкнуть, остановить прильнувшее к нему тело, изменили его как внешне, так и внутренне.
Он понимал — не случись тех безумных ночных событий, и лед между ними бы креп с каждым днем и часом — слишком далеки оказались мировоззрения, души отставного военного и девушки-бродяжки… велика между ними пропасть, которую не могло заполнить ничто, кроме рожденного внезапным безумием взаимного доверия, интуитивного, подсознательного желания иметь не только физическую близость…
Впрочем, об этом больше не было и речи. Но в душе Колвин знал — она придет к нему, только помани. Это знание причиняло ему немало муки.
Они шли по голой, лишенной листвы аллее парка. Лада держала его под руку. Собаки резвились неподалеку, вокруг было тихо, лишь редкие в этот утренний час Прохожие, спешащие на работу к девяти часам, кидали мимолетные взгляды на прогуливающуюся пару.
— …было все, — говорил Антон Петрович, продолжая разговор. — И война, и мир, как в романе Толстого… — усмехнулся он. — Знаешь, Ладушка, я прожил неплохую жизнь…
— Ага… — она улыбнулась укоряюще. — Почему же ты тогда сидел там у дома совсем один?
В первый момент Антон Петрович не нашелся, что ответить.
— Ты откуда знаешь?.. — наконец спросил он.
— Видела, — призналась Лада. — Я часто ходила по этой улице. Иногда ты даже смотрел на меня.
Колвин на минуту замолчал. Ему не хотелось ни возвращаться в своей памяти назад, ни анализировать причины собственного одиночества. В прошлом таилось много призраков, которых он просто не желал пробуждать к жизни.
— У каждого своя судьба, — вдруг, отвечая скорее собственным мыслям, нежели своей спутнице, произнес он. — У тебя ведь тоже не все складывалось гладко, и ты не можешь однозначно мне сказать, кто виноват в этом, верно?