Мы стояли друг перед другом, жрец и жрица. Малькольм должен был, насколько мог, устоять перед мощным потоком сил; я не могла их больше сдерживать ради него. Затем раздался голос, который не был моим, — самая страшная из существующих форм медиумизма — космический медиумизм, приводящий к общению с богами:
«Я есмь Скрытая покровом Изида из сумрака святыни. Я Та, кто тенью движется за волнами смертей и рождений. Я Та, Кто является лишь ночью, и никто не видит Моего лица. Я древнее самого времени и забыта богами. Ни один смертный не может увидеть моего лица и остаться в живых, ибо в тот миг, когда он снимает Мой покров, к нему приходит смерть».
Малькольм взглянул в глаза Изиды.
— Я готов умереть, — сказал он.
— На колени.
Он опустился на колени.
«Есть две смерти, которыми умирают люди, — большая и меньшая. Смерть плоти и смерть Посвящения, и из них смерть плоти есть наименьшая. Человек, взглянувший в лицо Изиды, умирает, ибо его берет Богиня. Те, кто так умирает, ступают на тропу к роднику, что у белого кипариса».
Малькольм безотчетно сложил руки на алтаре и опустил на них голову.
«Тот, кто хочет умереть, чтобы родиться, пусть в этом таинстве взглянет в лицо Богини. Отдалитесь от нас, о непосвященные, ибо некто уже идет по тропе к роднику, что у белого кипариса».
Малькольм, казалось, спал, и голос продолжал нараспев:
О Изида под покровом, и Рея, Бинах, Гея,
Веди нас к роднику памяти,
К роднику, где растет белый кипарис,
По тайным сумеречным тропам, неведомым никому из смертных…
Тенистая тропа расходится на три —
Диана небесных путей и Геката —
Селена-Луна, Персефона,
Ярко светит полная Луна в зените;
О услышь призывные слова, услышь и явись.
Шаддаи эль Хаи и Рея, Бинах, Гея.
Комната исчезла, и я оказалась в необъятной подземной пещере, а у ног моих плескалась темная вода. Передо мной стоял на коленях Малькольм, склонив голову и воздев руки, но так как алтаря уже не было, эти воздетые руки, казалось, выражали мольбу. Сама я была уже облачена не в глубокий мрак бархата, созвучный всем негативным силам, но в мягкую, мерцающую, полупрозрачную синь с отголосками голубизны и пурпура. На голове возвышалась рогатая Луна, а бедра стягивал узорчатый звездный пояс, и я поняла, что я — Изида в Ее подземной ипостаси, которую греки называли Персефоной, ибо все богини суть одна Богиня, лишь воплощенная в разных обличьях.
Во мне не осталось ничего человеческого. Я была необъятна, как Вселенная; головой я касалась звезд; ноги упирались в твердь Земли, летящей по своей орбите. Вокруг меня в прозрачной бездне ряд за рядом выстроились звезды, и я была одной из них. Подо мной, далеко внизу, зеленым узорчатым ковром раскинулась вся Природа. Я стояла одна на всей планете, мчащейся сквозь пространство, одна с коленопреклоненным передо мной человеком, и во всей Вселенной не было никого, кроме него и меня. Меня, ВСЕЖЕНЩИНЫ, и его, Изначального МУЖЧИНЫ, и вся Вселенная связалась в единый узел отношений между нами.