Когда я пришла, передо мной оставался еще один пациент — доктор Малькольм явно засиживался допоздна — несчастный, исковерканный природой калека-мальчик с ногами, закованными в железо, в сопровождении вконец измученной матери, которая нервничала намного сильнее, чем он сам. Мы разговорились. Из беседы с ней я поняла, что сама она терпеть не может великого доктора Малькольма, но по неведомой причине ее сынишка отлично с ним ладит. Я засчитала это как очко в пользу человека, с которым мне предстояло встретиться лицом к лицу. В подобных делах инстинкт ребенка практически безошибочен, и если уж этого мальчика не испугали его грубые выходки, то скорее всего они и были не больше чем выходками. Вскоре моих собеседников пригласили войти. Мальчик сполз со стула и довольно резво заковылял неверной походкой к двери — великий доктор Малькольм нисколько его не пугал.
А я все ждала и ждала. Мои собеседники отнюдь не походили на зажиточных людей, и вряд ли от них можно было ожидать внушительной платы, однако никто их не торопил,
В унылой приемной понемногу начали сгущаться сумерки, так что газеты уже не могли отвлечь моих мыслей, и мною начала постепенно завладевать здешняя атмосфера. Мне стало казаться, что комната густо населена настороженными призраками. Теперь я сама начала нервничать, и когда наконец наступил мой черед, мне пришлось буквально зажать себя в кулак.
Я знала, что должна с самого начала захватить инициативу в разговоре, иначе он окажется не просто бесполезным, но и наверняка нанесет вред. Почва, однажды утраченная в таких делах, никогда не обретается вновь. Я должна была захватить воображение Малькольма и затронуть самые потаенные струны его души. Звучит, пожалуй, как шарлатанство, хотя на самом деле это психическая хирургия. Сделай я это лишь ради того, чтобы потешить собственное тщеславие, или ради своих эгоистических интересов, — это было бы отвратительно. Но я это сделала потому, что не было иного средства помочь этому человеку. Ведь точно так же, не оглядываясь на условности, я схватила бы его в объятия, если бы увидела его слепо бредущим навстречу опасности. Медсестра открыла тяжелую дверь красного дерева и провела меня в просторную и красивую комнату, скупо обставленную безликой мебелью. У широкого стола под ярко горящей люстрой стоял мой рыжеволосый друг с очень усталым и раздраженным видом. Словно пораженный громом, он уставился на меня во все глаза, и я сразу поняла, что он меня узнал. Я набралась храбрости, призвала на помощь Изиду и ринулась в атаку.