— Считаете ли вы, что есть необходимость проводить вас до пятого этажа? — спросил я, уже не помню каким образом узнавший, что квартира его находится под самой крышей.
— Безусловно, — подтвердил парторг.
Мы вошли в подъезд, увы, лишенный лифта, и Иван Федорович остановился у ступеней с лицом, выражавшим погружение в нелицеприятные тайны бытия. "Есть ли вероятность дойти?" — спросил он задумчиво. "Безусловно", — парировал, на этот раз его неуверенность, я.
Дверь нам открыла смазливая горничная в кружевной сбруе, которую (горничную) Иван Федорович немедленно послал к черту (на самом деле более грубо) вместе с рычащим бульдогом и выскочившим на шум заспанным дворецким — высоким опрятным стариком лет восьмидесяти. В квартире было пять комнат, две ванны и масса всевозможных удобств, но к счастью, как заметил парторг, в этот вечер отсутствовала по крайней мере домработница. По той поспешности, с которой горничная накидывала сапоги и полушалок, а дворецкий, кряхтя, завязывал шнурки заграничных бот, я понял, что хозяин желает провести эту ночь в одиночестве. Поскольку философские труды в состоянии крайнего алкогольного опьянения казались мне штукой сомнительной, я предположил, не высказывая своей мысли вслух, что Иван Федорович завалится попросту дрыхнуть.
— Ты хочешь кофе? — спросил он у меня, держась за модную зеркальную дверцу стенного шкафа пальцами левой руки. Сухие пальцы, дрожа от алкоголя, скользили по стеклу, оставляя за собой узкие, изящные следы испарины человеческого тела, я следил за ними, как безумный. У священных неземных ног елозил брутальный низменный бульдог.
— Хочу, — сказал я.
За чашкой кофе я не рискнул завести разговор с партийным мэтром об истине, так как меня смущало его опьянение. Пожалуй, я не только поговорил, но и перекусил бы посерьезнее, но горничную услали, а сам Иван Федорович, очевидно, был не в состоянии вообразить не только географию своего холодильника, но и собственную анатомию. Впрочем, в последнем предположении я оказался не совсем прав.
— Вам нужно поспать? — спросил я, созерцая его «отъехавшее» лицо.
— Всем нужно поспать, — отозвался он, словно загадывая загадку и мрачно глядя мне в глаза. — И Перезвону нужно, правда, Перезвон? — спросил он у свернувшейся у его ног собаки. Перезвон брутально урчал, пожирая остаток кулича с пасхального стола.
— Мне нужно ехать? — из вежливости я вначале подождал ответа Перезвона, а уже потом поинтересовался с ударением на слове «нужно», но для приличий искренне наблюдая за ситуацией на циферблате старинных часов, притулившихся на мраморном столе (мы пили кофе по-простецки, на кухне), инкрустированном драгоценными камнями. На месте цифр были изображения человеческих органов.