— Подхожу с левой стороны. Если лошадь стоит неудобно, говорю: «Прими!», надеваю недоуздок. Зачищаю коня…
— Стоп! Бычун, перечисли части оголовья.
— Ремни, — начинает бойко сыпать маленький вёрткий мальчишка, — два нащёчных, налобный, сугловный, подбородный, поводья. Трензельное железо, кольца…
— Как оголовье носят в руке?
«Как много они знают», — думает Панама. Ему объяснял раньше Борис Степанович, но сейчас всё вылетело из головы. Ещё хорошо, старик ничего не спрашивает, а то бы опозорился.
И вот он тащит, как положено, в левой руке оголовье, седло. Совсем не такое седло, как у жокеев, а огромное, строевое, подпруги волочатся по полу. Панама спотыкается о них и чуть не падает. Хочет подпруги поднять, тяжёлое стремя больно стукает его по ноге. Наконец находит донник с табличкой: «Нерон, мерин, рысак орл. 1952 г. р.».
Панама осторожно входит. Мерин стоит в углу и злобно смотрит на него.
— Тихо, тихо, это я, я, — опасливо говорит Панама и пытается зайти слева.
Нерон резко поворачивается и становится к Панаме крупом. «Ой, счас накинет копытами!» Душа Панамы проваливается в пятки.
— Кто денник открытым оставил? — раздаётся окрик тренера. — Лошадей повыпустить хотите?
Панама торопливо запирается, роняет седло, уздечку и остаётся один на один с мерином, который злобно глядит на него через плечо. Нет, это не добродушный, податливый Конус, с которым было легко и весело, а злобный, жестокий зверь, готовый на всё. Панама прижимается в угол.
— Эй! Новенький! Как тебя, Пономарёв, что ли? Открой!
Панама оглядывается. За дверью стоит тот чернявый мальчишка Бычун.
— Что, прижал он тебя? Я тебе, пакость! — замахивается он на мерина, и тот сразу прижимает уши. — А ну, прими! Прррими! Вот смотри, как взнуздывают. Понял? Бери голову рукой в обхват! Держи вот так локоть, а то тяпнет. Ну-у! Что, напоролся на локоть, гангстер. А теперь смотри, как седло кладут… Ой, тренер идёт! Я побежал, а то раскричится. Ты его не бойся, мерина-то. Он сам боится, вот и лягает.
— Ну что? — входит в денник Денис Платонович. — Так, оголовье надел — полдела сделано. Теперь седло. Ну-ко, клади. Так. Подтяни подпруги. Не от пуза, не от пуза… Не по-бабски. Вот. Выводи.
«Никогда я не научусь коня седлать», — думает Панама, шагая в манеж.
— Равняйсь! Смирно! Садись!
А Панама маленький, стремя где-то на уровне глаз. Тянет он ногу, тянет, чуть на спину не опрокидывается.
— Путлище сделай длиннее! — Это Бычун подсказывает.
А кто его знает, где оно, это путлище? А! Догадался: это к чему стремя пристёгнуто. Есть, взгромоздился в седло. Ух ты, как высоко.