Впрочем, у него уже не осталось времени на какое-то осмысление стремительно развивающихся событий.
Забравшись вслед за Иваном в тускло освещенный десантный отсек БМК, Джон вопросительно посмотрел на лейтенанта, а Лозин вдруг усмехнулся в ответ и коротко приказал:
— В кабину управления, быстро. Они, похоже, решили высадить десант.
— И что?
— Забираем Настю, лейтенанта и уходим отсюда.
— А Чужие?
Иван уже сел в кресло водителя, не обращая внимания на подсохшую сукровицу, что выделялась на материале сидений розовыми разводами.
— Тебе не кажется, что мы с полудня только и занимаемся их уничтожением? — зло произнес он, активируя расположенные полукругом экраны внешнего обзора. — Перед тобой два целевых монитора, связанные с носовыми и башенным орудиями. Рядом два манипулятора ручной наводки, — выдал Иван краткую инструкцию, одновременно скользя пальцами по сенсорным раскладкам клавиатур. — Я ввел бортовой компьютер в режим автоматического огня, но не уповай на него, неизвестно, какие еще системы стоят на вооружении Чужих. Если вдруг откажет электроника, огонь будешь вести ты с пульта ручного управления. — Иван завел двигатель и спросил: — Готов?
Джон сглотнул.
— Да.
— Тогда держись.
БМК рванула с места и устремилась сквозь плотные клубы дыма к приземистому зданию госпиталя.
* * *
Херберт не лгал Ивану, отвечая на последний вопрос, но он не представлял той степени потрясения, которое придется испытать ему минуту спустя.
Нередко в жизни человека возникают обстоятельства, требующие полного перерождения рассудка, когда все прошлое резко конфликтует с настоящим, и кажется, выхода нет, судьба приперла тебя к стенке, взяв в такой оборот, к какому не готовы ни душа, ни разум.
Именно такие перемены происходили в мироощущении Джона Херберта. Страшные по своей значимости события давно превысили порог его психической устойчивости, но сегодня, начиная с самого утра, они еще и спрессовались во времени, оставляя на здравые размышления ничтожные мгновенья…
Какое-то время он держался. Неожиданное пленение, встреча лицом к лицу с чужаками, физическая и моральная боль — все это заставило Джона прожить несколько часов в состоянии непрекращающегося стресса. Он дрался за свою жизнь, убивал, но потом, когда они с Иваном оказались у консервационных складов, наступила короткая пауза, и нервное напряжение вдруг сменилось оглушающей депрессией.
И вот события вновь сорвались в бешеном темпе, который, по сути, задавали уже не Чужие, а они сами…
Принять локальную победу оказалось так же тяжело, как и глобальное поражение.