Глядя на экраны Дана силилась вспомнить, кем она была, что делала тут… ведь теперь уже не вызывало сомнений, что контейнеры, за которыми послали роту молодых ребят, содержали индивидуальные камеры поддержания жизни, по сути — спасательные капсулы с непонятно-большим автономным ресурсом. Попытка ответить на один вопрос, тут же вызывала множество других. Действительно, меры предосторожности, как и средства личного спасения, археологи должны были предусмотреть, но к чему использовать столь сложную аппаратуру? До Цитадели четыреста километров по прямой, так не проще было оснастить спасательные капсулы индивидуальным средством передвижения?
Дана чувствовала, что невероятно устает от подобных размышлений. У нее опускались руки, пропадало всякое желание искать ответы, к тому же прессинг со стороны подсознания не прекращался ни на минуту, туманные образы, то и дело возникавшие перед мысленным взором не несли информации, они были бессмысленными расплывчатыми, в них невозможно было угадать очертания предметов или детали ландшафтов. Зато тоскливое и тревожное чувство, сопровождавшее размытые, не имеющие смысла, не несущие полезной информации «воспоминания», ощущалось остро и внятно.
Дана покосилась на Миллера, потом пересела в соседнее с ним кресло и тихо спросила:
— Генрих, я совершенно не разбираюсь в экипировке. Антон что-то упоминал о системе метаболической коррекции.[15] Как она включается?
— Автоматически. — Миллер наклонился к ней, считывая показания с небольшой информационной панели, спрятанной под бронезаглушкой на правом предплечье. — Милая моя, да вы… он не договорил, будто осекшись, и сняв перчатку, начал быстро набирать коды на расположенной там же сенсорной панели.
Дана вдруг ощутила резкое, граничащее с потерей сознания помутнение рассудка, но дурнота длилось недолго, всего несколько секунд, затем предметы вновь обрели четкость, а вот тревога и смутные видения исчезли, будто их и не было вовсе.
— Что вы сделали, док? — Тихо спросила она.
— Названия и термины вам ничего не скажут, — Генрих попытался ободряюще улыбнуться ей, — не стесняйтесь обращаться, если вновь станет хуже.
— А что со мной было?
— Точного диагноза в полевых условиях поставить не могу. Я наблюдал лишь повышенное давление да необычную сигнатуру нервного возбуждения. Метаболический корректор здесь бессилен. У подсистемы масса ограничений, на применение успокоительных препаратов, иначе боец может неадекватно реагировать на угрозу. А вообще лучшее лекарство — это здоровый сон.
— Спасибо. Я и так достаточно проспала.