Но вернемся к пану Вальдеку. Номер его оказался буквально завален листами бумаги и раскрытыми географическими атласами. Приведя это все в относительный порядок, он принялся с университетской обстоятельностью читать нам кратенький курс истории Польши, демонстрируя на различных исторических картах Республику Польшу, ПНР, Жечь Посполиту, Польское королевство и так далее. При этом, чем дальше в прошлое, тем все шире становились польские владения. На какой-то средневековой схеме территория Польши простиралась на восток аж до Смоленска, а на запад едва не до Парижа, и я уже почувствовал, что, если мы продолжим углубляться в том же направлении, вся Европа вскоре окажется под Польшей — от Пиренеев до Урала, ну а потом — чем черт не шутит! — обнаружится где-нибудь в каменном веке всемирное польское господство.
Но шутки шутками, а ведь и вправду была в истории эпоха, когда Россия и Польша оказывались фактически равны по площади, по населению, по влиянию в мире. Это я усек хорошо, и это было ново. Мне вдруг сделалась понятна и близка национальная гордость поляков, сумевших отстоять свой восьмидесятый год и своего будущего президента Леха Валенсу, я вспомнил виденный когда-то фильм Анжея Вайды «Человек из железа» и проникся новым совершенно особенным уважением к мужеству вроде бы вполне обычных людей, не допустивших тогда очередного советского хамства.
Между прочим, ещё перед поездкой дядя Воша, то бишь генерал Кулаков как бы невзначай рассказал мне, на грани какого кошмара, оказывается, балансировали мы, в смысле Советский Союз, в конце того давнего восьмидесятого года. По Никите Сергеевичу как раз коммунизм должен был наступить, а по Леониду Ильичу вместо него случилась война в Афганистане и Московский праздник спорта и мира с быстро построенной на Юго-западе Олимпийской деревней, тут же получившей прозвище потемкинской. Мне тогда было без малого четырнадцать лет, из Москвы меня увезли, я жил у бабушки в деревне, и восьмидесятый запомнился только финскими продуктами — соками, джемами, йогуртами, нарезанным сервелатом в упаковке — все это в изрядных количествах приволакивала из столицы мамина сестра тетя Лена, работавшая в какой-то большой гостинице.
А Вовку Кулакова, тогда ещё молодого офицера контрразведки ГРУ срочно отозвали из Кабула и дали приказ готовиться к диверсионным операциям на территории Польши. Мотопехота и танковые части в очень серьезных масштабах уже были подтянуты к западным границам. И день начала общевойсковой операции был назван — 4 декабря. Польшу собирались отутюжить бронетехникой при поддержке стратегической авиации, если потребуется, и даже тактические ракеты держали наготове. Планировался этакий блицкриг. И только уже в самый последний момент лично Войцех Ярузельский сумел убедить лично Юрия Андропова, что очередная русско-польская война никому победы не принесет. И это будет не Гданьск-55, не Будапешт-56, не Прага — 68, это будет самая настоящая русско-польская война, весь народ встанет под ружье, да и Войско Польско — не последняя армия в Европе. Ярузельский сумел убедить в этом Андропова, тогда уже реально управлявшего Советским Союзом, и очередной трагедии удалось избежать.