— Постой, — перебил я, — а тебе хотелось трахнуть кого-нибудь из тех стриптизеров?
Белка задумалась ровно на секунду и мечтательно прошептала:
— Да-а! Там был один такой мулат…
Впрочем, тут же оборвала себя:
— Но я ведь понимаю, что тебе это будет неприятно.
— Как знать, — заметил я философски.
Она ничего не ответила, только посмотрела на меня долгим-долгим выразительным взглядом. И мы поняли друг друга. Я её сознательно провоцировал.
Прошло недели две. Мы больше не возвращались к этому разговору. А они вдвоем с Бригиттой посетили ещё пару-тройку заведений, Белка начала разбираться в тонкостях специфических танцев. И вот нынче днем она мне объявила с многозначительной улыбкой, что они вновь собираются в тот первый клуб, на Ку’дамм.
— Где был эффектный, заводной мулат? — решил уточнить я.
— О да! — выдохнула Белка подчеркнуто страстно и, в общем-то, не шутя.
Потом добавила:
— Ночью не жди меня, вернусь только к завтраку.
Этого она могла бы уже и не говорить. Я просто задумчиво кивнул.
А теперь представьте себе мое состояние в этот вечер. Я, конечно, попытался отвлечься на самую серьезную из проблем последнего времени, но проклятые топтуны невольно подтолкнули обратно к эротическим переживаниям, и только внезапно появившийся Тополь уберег от нелепой встречной измены.
Короче, в тот странный вечер ничто не было случайностью: ни филеры за спиной, ни Паулина, ни Тополь в том же «Винтергартене». И я был просто вынужден подчиняться обстоятельствам, тем более что началось это безумие практически сразу после моего загадочного возвращения из Сан-Франциско и Белкиного внезапного увлечения мужским стриптизом. Вот уже три недели ломал я голову над феноменом точки сингулярности и тряс всех, до кого сумел дотянуться, главным образом по одному вопросу: все это было на самом деле или просто приснилось мне?
Однако начну по порядку. В некий день апреля (или если угодно, весеннего месяца нисана) в неком условном месте встретились девятнадцать человек.
Именно так: в некий день! Ведь по моему календарю это было девятнадцатого, но мнения, мягко говоря, разделились — кто-то прибыл из восемнадцатого, кто-то из двадцать второго, Редькины уверяли, что у них в Москве уже май, а пресловутый Давид Маревич вообще свалился на нас из девяносто первого года.
Именно так: в неком месте! Ибо каждый пришел из своего города: Берлина, Твери, Москвы, Киева, Дуранго (штат Колорадо), Сан-Франциско и Кхор-Факкана (эмират Шарджа) — и каждый в итоге ушел к себе домой, не прибегая ни к каким транспортным средствам, за исключением Тополя, Шактивенанды и Чиньо (они как прилетели на голубом вертолете, так и загрузились в него перед обратной дорогой), да ещё Верба уехала с места событий верхом на лошади (возможно, на верблюде, врать не буду — не помню), я же лошади своей в точке сингулярности не обнаружил, предпочел присоединиться к Белке с Андрюшкой и вместо чужого Фриско отправился с женой и сыном домой в Берлин. Вот так это было по воспоминаниям моим собственным.