– Но потом у вас не возникало потребности в нем? – спросил он.
Она покачала головой.
– Я не могла позволить себе настолько терять над собой контроль. Но я рада, что познала такое.
– Поэтому я не люблю пить – теряешь контроль над телом и мыслями. Хотя, конечно, это не то же самое. Как бы там ни было, пару раз, когда мне случалось напиваться, я отнюдь не считал, что обретаю ключ от вселенной.
Она рассеянно отмахнулась. У нее была длинная тонкая рука, точно как у Эйлы и такой же грациозный жест.
– Я не верю, – сказала Сузи, – что наркотики могут решить все проблемы мира.
– А во что вы верите, Сузи?
Медля с ответом, она, улыбаясь, смотрела на него.
– Я верю в то, что вам больше всего на свете нужна любовь. – Тон у нее был чуть вызывающий, словно она боялась ответной иронии.
– Эта философия, скорее, подходит утомленному жизнью обитателю Лондона, чем закаленному в драках израильтянину.
– Я даже не буду пытаться переубедить вас.
– Я был бы счастлив.
Она посмотрела ему прямо в глаза.
– Вы никогда не знали счастья.
Уставившись в меню, он пробормотал:
– Я бы предпочел клубничное желе.
– Расскажите мне, кого вы любите, Натаниель, – внезапно попросила она.
– Одну пожилую женщину, ребенка и привидение, – тут же ответил он, потому что не раз сам задавался этим вопросом. – Пожилую женщину зовут Эстер, и она еще помнит погромы в царской России. Ребенок – это мальчик по имени Мотти. Ему нравится «Остров сокровищ». Его отец погиб в Шестидневной войне.
– А привидение?
– Вы хотите клубничное желе?
– Да, спасибо.
Стоял июнь, и клубника была великолепна.
– А теперь расскажите, что вы любите, – предложил Дикштейн.
– Ну… – сказала она и задумалась. – Ну… – она бросила ложку, – о, черт, Натаниель, думаю, что люблю вас.
Первой ее мыслью было: «Что за чертовщина мне взбрела в голову? Чего ради я это брякнула?» Затем она подумала: «Ну и пусть, это правда». И наконец: «Но почему же я влюбилась в него?» Она не знала, почему, но знала, когда. Ей представились две возможности заглянуть в него и увидеть подлинного Дикштейна: один раз, когда он говорил о лондонских фашистах тридцатых годов, и второй, когда упомянул о мальчике, чей отец был убит во время Шестидневной войны. Оба раза с него спадала маска. И она смогла увидеть за ней не маленького, испуганного, прижавшегося в угол человечка. На самом же деле перед ней предстал сильный, решительный и уверенный в себе человек. И в эти минуты она уловила исходящее от него ощущение мощи, словно сильный неодолимый запах. Она даже слегка содрогнулась от неожиданности.
Этот человек был загадочен и интригующе властен. Ей захотелось сблизиться с ним, понять, о чем он думает, проникнуть в его тайные мысли. Она хотела, притрагиваться к его мускулистому телу, чтобы его сильные руки ласкали ее, и глядеть в грустные карие глаза, когда он будет кричать от страсти. Она хотела его любви.